– Но неужели никто нам не поможет! – Раннвейг огляделась, будто неведомые защитники могли откуда-то взяться прямо в темных углах девичьей. – Может, соседи успеют узнать?
– Какие еще соседи? – с той же досадой ответила Ингебьёрг. – Разве здесь кто-то посмеет выступить против конунга фьяллей? Да они, если знают, уже бегут в лес, волоча свои пожитки!
– Кто-то – посмел! – воскликнула Раннвейг. – Бьярни, сын Сигмунда Пестрого! Ведь прошлой зимой, когда фьялли вот так же явились разорять Камберг, Бьярни почти в одиночку дал им достойный отпор! И они никого не увезли с собой!
– Они дом сожгли! – охнула одна из женщин.
– Ну и что? Да пусть бы они сожгли этот дом, но оставили в покое нас! Инге! Разве ты предпочтешь, чтобы этот дом уцелел, а ты сама стала рабыней фьяллей? Если бы ты тогда вышла замуж за Бьярни, ничего бы этого теперь не случилось! Ты была бы уже давно замужней женщиной, и жила бы в Камберге, и, даже если бы фьялли опять пришли, Бьярни сумел бы тебя защитить!
– Ты опять за свое! Я не нуждаюсь в защите сыновей рабынь!
– Но что же теперь будет! Тебя увезут! Инге, я не переживу, если тебя увезут от нас! Что с тобой будет!
Раннвейг опять обняла Ингебьёрг, и тут двери раскрылись и девичью заполнили вооруженные мужчины.
Вожак расстегнул ремень и снял шлем. Стали видны длинные черные волосы, собранные сзади в хвост. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания возле побережий Квартинга, Торвард взял один из кораблей Эдельгарда ярла, захваченных Эрнольвом Одноглазым в морском сражении, выбрав самый заурядный по отделке. Также и людям своим он велел не заплетать косы, по которым фьяллей было легко отличить от представителей других племен. Но здесь, в этом доме, он уже не собирался скрывать, кто он такой. Напротив, ему было нужно, чтобы его имя и его цели местным жителям стали известны.
Его люди вытолкнули молодых женщин и девушек вперед. В очаг подбросили дров, пламя взметнулось, осветив все углы. Торвард прошелся по девичьей, осматривая ее обитательниц. В будний день наряжаться ни к чему, и все они были одеты достаточно просто – в рубаху с поясом. Лишь у одной на шее пестрело маленькое ожерелье из нескольких стеклянных бусин, желтых и синих.
Торвард осмотрел сначала эту – стройную девушку лет восемнадцати, с округлым лицом и широко расставленными испуганными глазами. Миловидная девушка, но вид у нее слишком робкий, и на дочь знатного человека она никак не походит. Еще одна – коренастая, с обветренным лицом, одетая в серую рубаху, с красными грубыми руками – надо думать, здешняя служанка. Две оставшиеся девушки стояли возле ткацкого стана, прижавшись друг к другу, и одна обнимала другую, словно хотела загородить от пришельцев. Одеты они были почти одинаково, одна смотрела в сторону, а вторая сверлила Торварда сердитым и почти вызывающим взглядом. Это уже ближе.
– Которая из вас йомфру Ингебьёрг? – наконец Торвард нарушил напряженное молчание. – Я проделал долгий путь ради нее, и мне не хотелось бы ошибиться.
– Ты проделал долгий путь ради девушки, которую не можешь узнать! – воскликнула та, что смотрела сердито. Торвард окинул ее взглядом: густые темно-русые волосы, привлекательная фигура, но с таким лицом нельзя считаться первой красавицей округи, даже будучи дочерью хёвдинга. – Зачем тебе девушка, которую ты даже не знаешь?
– Я слышал, что она красотой превосходит всех и ее нетрудно узнать, но красота – вещь неуловимая. На свой вкус я выбрал бы вот эту, – он кивнул на Веслу, – но эта едва ли может быть хозяйской дочерью. А дочь Халльгрима нужна мне для другого, поэтому я не буду судить, достаточно ли она хороша. Ну что, признаетесь, которая из вас Ингебьёрг? Иначе я заберу вас всех.
– Ты обещал не причинять вреда никому другому! – ледяным, надменным голосом отозвалась вторая из тех, что стояли возле ткацкого стана. Она выглядела наименее испуганной, голову держала высоко, а спину – прямо. – И сдается мне, ты как тот тролль, который выиграл голову пастуха, но позабыл оговорить, что имеет право прикоснуться к шее, чтобы ее взять!
– Я обещал это до битвы. А теперь у меня есть раненые.
– А здесь есть убитые! Я слышала, что мой отец… пал… – Она сглотнула и с трудом выговорила эти слова, еще не веря в такое несчастье, но не желая показать врагам ни малейшей слабости. – Но…
– Я предлагал добром отдать мне то, за чем я пришел. Они сами выбрали свою судьбу, а выбор им был предложен. Еще я слышал, что Ингебьёрг – весьма надменная особа. И сдается мне, что это ты! – Торвард пристально взглянул в лицо девушки.
Вот эта, пожалуй, походила на хозяйскую дочь: уж слишком гордо она держалась, а ее руки, немного крупноватые и с короткими пальцами, были, однако, белыми и явно не держали ничего тяжелее иглы и ткацкого челнока. Ухоженные светлые волосы, лицо с правильными, немного крупноватыми чертами, но выражение самоуверенности придает им значительность, а румянец, блеск глаз, чернота бровей делают ее яркой и заметной. Да, если эту девушку богато одевать и сажать на пирах на хорошо освещенное, видное место, ее можно посчитать очень красивой. И фигуры такие тоже многим нравятся… Сам Торвард такие не любил. Та, с бусами, худощавая и рослая, и то лучше – грудь не такая пышная, но тонкие руки с выступающими на запястьях косточками напомнили ему Элит, и внутри разлилось томительное тепло…
Торвард невольно улыбнулся, чем очень удивил собеседников, и потряс головой, отгоняя несвоевременные воспоминания.
– Едва ли другая станет присваивать себе это имя! – так же надменно отозвалась светловолосая девушка.
– Ну, слава могучему Фрейру! – Торвард кивнул. – Очень хорошо, что это именно ты.
– Почему? – Девушка, вероятно, ожидала услышать, что ее красота оправдала ожидания.
– Ты мне не нравишься. Я ведь собираюсь отдать тебя другому и вижу – мне нетрудно будет это сделать.
– Кому – другому? – Ингебьёрг так удивилась, что даже надменность слетела с ее лица.
– Сейчас узнаешь. Так вот, – он оглядел лица прочих женщин, – эту деву я увожу с собой во Фьялленланд…
– Тогда увози и меня. – Вторая девушка, с более темными волосами, та, что и сейчас еще не разжимала рук, обнимавших Ингебьёрг, с отчаянием глянула ему в лицо. – Я хочу разделить судьбу моей сестры!
– Вот как? – Торвард поднял брови. – Ты ее сестра?
– Моя мать – рабыня. – Девушка на миг опустила глаза. – Но я люблю мою сестру и хочу быть с ней там, где ей грозит…
Она смешалась, не зная, что же именно грозит Ингебьёрг и чем той поможет ее присутствие. Но сестре предстояли нелегкие испытания, и Раннвейг, побуждаемая чувством почти материнским, неосознанно стремилась быть рядом с ней, чтобы поддержать и помочь чем только возможно. Она всю жизнь восхищалась своей знатной сестрой – ее красотой, которая в округе, составлявшей весь мир этих девушек, не имела себе равных, ее умом и решительностью, ее умением держаться на людях и всегда настоять на своем, ее гордой уверенностью, которая, однако, полностью оправдывалась достоинствами Ингебьёрг. Раннвейг привыкла считать себя намного хуже, но сейчас она понимала, что Ингебьёрг беспомощна и нуждается в ней, даже в той малой поддержке, которую дочь рабыни в состоянии ей оказать!
