– Какое тебе дело до моей дочери? – с изумлением и возмущением ответил хозяин.
Он не знал даже, верить ли своим ушам: откуда и зачем тут мог взяться конунг фьяллей, который, как все полагали, сейчас воевал с винденэсскими ярлами где-то в Западных морях? Но, с другой стороны, у какого же безумца хватит наглости присвоить такое имя?
– Мне есть дело до твоей дочери, и я собираюсь увезти ее с собой.
– Что за наглость? – закричал Халльгрим. – Ты явился за моей дочерью? Я не отдам мою дочь ни тебе, ни какому другому проходимцу! Так что лучше убирайся!
– Это неосмотрительно с твоей стороны, хозяин. Я все равно войду, но при этом дом ведь может пострадать.
– Я непременно пожалуюсь на этот разбой Фримоду ярлу! Рамвальду конунгу! Если ты решил воевать с Квартингом, то почему ты не вызовешь на бой Эдельгарда ярла с его войском – почему ты являешься грабить мирных людей, которые никому не причинили вреда? Я знаю, знаю, что ты устроил на йоль в Винденэсе! И опять ты принялся за свое!
– А если ты знаешь, что я устроил на йоль в Винденэсе, то тем более странно, что ты препираешься со мной, вместо того чтобы смирно выполнить мои требования и сохранить собственную голову в целости! А я не собираюсь торчать под воротами до самой ночи. Пусть твоя дочь Ингебьёрг собирает вещи и выходит.
– Ты не получишь мою дочь! Рамвальд конунг так не оставит этот наглый грабеж!
– Пошли! – Торвард, ничего другого в общем-то и не ожидавший, кивнул своим людям, и несколько секир одновременно ударили в ворота.
Затрещало дерево, полетели щепы. К тому времени как толстые дубовые доски поддались и появилось первое широкое отверстие, Халльгрим успел вооружить домочадцев, и из отверстия немедленно высунулись острия копий. Фьялли принялись работать копьями в ответ и стрелять из луков, отгоняя защитников от ворот. Вот створка отлетела, и сразу трое нападавших проникли во двор, прикрываясь щитами от скорее смелых, чем успешных выпадов Халльгримовых домочадцев.
У хёвдинга имелось в усадьбе двадцать пять мужчин, включая его самого. Не все из них в равной мере владели оружием, но почти все проявили отвагу и стойкость. Они могли бы отбиться от какого-нибудь «морского конунга» не из самых крупных, и, бывало, отбивались. Но теперь им противостояли пять десятков отлично выученной и вооруженной дружины самого Торварда Рваной Щеки.
Халльгрим хёвдинг сам вышел, надев шлем и снарядившись мечом и щитом. Рослый и сильный, он в молодости нередко ходил в походы и умел обращаться с оружием. Один из тех, кто первым ворвался во двор – невысокий, но плечистый мужчина лет сорока, с красным лицом и спутанной светлой бородой, – с диким ревом бросился на него, устрашающе размахивая секирой. Разозленный этим наглым нападением, Халльгрим сам бросился навстречу противнику и нанес первый удар. Ормкель отбил его щитом, а потом в несколько быстрых сильных ударов разбил его щит почти в щепы. Халльгрим ударил снова, но Ормкель уклонился – моложе хёвдинга всего на несколько лет, он, однако же, был намного быстрее, опытнее и в бою чувствовал себя значительно увереннее, что давало ему большое преимущество при почти равном возрасте и силе и даже несмотря на то, что ростом он Халльгриму уступал. Не найдя противника там, где он только что был, Халльгрим не успел удержать удар, и его меч с размаху воткнулся в землю. А Ормкель тут же нанес секирой удар по этой руке, отрубая кисть с зажатой в ней рукоятью меча. Описав круг, секира вновь взлетела и ударила на этот раз в бедро. Халльгрим упал на колени, и Ормкель в третий раз рубанул по шее.
Халльгрим рухнул лицом вниз, и вокруг его головы быстро натекла кровавая лужа. Этот короткий жестокий бой и почти мгновенная смерть хозяина так потрясли его домочадцев, что больше почти никто не сопротивлялся. На земле осталось еще около десятка тел, иные из них еще стонали и шевелись. Фьялли подняли и унесли одного из своих, остальные отделались незначительными ранениями. А вожак, который и вовсе не вступал в бой, спокойно прошел в раскрытые его людьми двери дома.
Это было какое-то странное нападение: такое странное, что обитателям усадьбы казалось, будто они видят страшный сон. Сам хозяин дома был убит, и слух об этом уже пролетел по всем покоям, где женщины и работники жались по углам, не зная, что с ними теперь будет. Во всех помещениях большого дома уже находились фьялли, но они ничего и никого не трогали, а просто осматривали все углы, выгоняя на видные места молодых женщин.
А тот, кто назвал себя конунгом фьяллей, сразу прошел в девичью. Это было просторное помещение, где стояли сразу два ткацких стана, оба с начатой работой: на одном было гладкое полотно из желтой шерсти, на другом – из светло-зеленых и коричневых полос. Женщин тут нашлось около десятка: две-три старухи, две-три средних лет и четыре молодые девушки.
Этим вечером в усадьбе Коровья Лужайка почти не было гостей, только Весла, дочь Кальва бонда, пришла поучиться плести тесьму. Кроме нее, тут находились еще три девушки: молодая скотница Батти, Раннвейг и сама йомфру Ингебьёрг. Все уже услышали о том, с каким из ряда вон выходящим требованием сюда явился конунг фьяллей. Он пришел за Ингебьёрг! Все женщины смотрели на нее с ужасом, а сама она, хоть и побледнела немного, кроме возмущения почувствовала и некий прилив гордости. Она привыкла к тому, что в округе Камберг ей нет равных и все неженатые мужчины что хочешь готовы отдать, лишь бы понравиться ей. Но теперь за ней явился чужеземный конунг! Тот, кто никогда ее даже не видел, пришел из-за морей, привлеченный слухами о ее красоте и прочих достоинствах. Все это было похоже на сказание, хотя весьма опасное. Ингебьёрг не была глупой, наивной девушкой и трезво смотрела на жизнь: если чужеземный конунг собирается завладеть ею силой, ничего особо хорошего ее не ждет. С добрыми намерениями так не приходят и не ломают ворота.
– О, Инге! – Раннвейг, уронив челнок, подбежала к ней и обхватила, словно хотела спрятать. – Он пришел за тобой! Наверное, прослышал, что ты самая красивая девушка на Квартинге.
– Да уж, наверное, прослышал! – с досадой ответила Ингебьёрг. – Если у него много людей, то отец не сможет ему противостоять. А пока обо всем узнает конунг или хотя бы Фримод ярл, будет поздно.
– Но неужели никто нам не поможет! – Раннвейг огляделась, будто неведомые защитники могли откуда-то взяться прямо в темных углах девичьей. – Может, соседи успеют узнать?
– Какие еще соседи? – с той же досадой ответила Ингебьёрг. – Разве здесь кто-то посмеет выступить против конунга фьяллей? Да они, если знают, уже бегут в лес, волоча свои пожитки!
