– А ты мне обещаешь приехать на выборы в Думу? - Коваль протянул ладонь. - Если выступишь в Думе, обнимешь меня на виду у наших, твердолобых, - будут тебе и конница, и пушки, и твердая граница.
– Ты думаешь, я с тобой из-за пулеметов торгуюсь? - лукаво ухмыльнулся Эльсур. - Нет, Кузнец, пулеметы - дело десятое. Пойдем со мной, а?
Он отогнул одну портьеру, затем еще одну, и гость вошел в помещение, до потолка забитое книгами.
В библиотеке у Артура сразу начинали чесаться руки, вот и сейчас он испытывал непреодолимое желание забыть обо всех делах и с головой зарыться в тысячи пыльных, источающих одуряющий запах, фолиантов. Это было всё равно, что пересечь пустыню, добраться до родника, лечь на пузо, зачерпнуть кристальной жидкости и… проснуться. Последняя книга, прочитанная губернатором, называлась "Идиоматические конструкции немецкого языка", и большого удовольствия Артур не получил…
– Университет, - сказал Халитов, и Коваль проснулся окончательно. - Я прочитал, что у нас, в Казани, был университет. Как у тебя, только лучше. Несколько тысяч человек сразу учили: и по металлу, и по дереву, и соборников, и химиков - всех… Я тоже университет хочу.
У Артура вертелось на языке спросить, как можно мечтать о храме науки и, одновременно, закрывать школы для женщин, но он счел нужным промолчать.
– Я знаю, что тебе нашептывают, - хан любовно погладил стопку словарей. - Когда меня не станет, я не хочу, чтобы люди вспоминали: "А, был такой Халитов, тот самый, что кровью по утрам умывался и по сотне в день казнил!…" Ты думаешь, мне без тебя пушки взять негде? Мне люди Карамаза в десять раз больше предлагали. И летучие машины, и бомбы с белым газом, и такие бомбы, что под землю закапывают… Даже намекали, что с древнего корабля огненный гриб могут снять и привезти! Ты меня знаешь, я никого не боюсь, Кузнец. Но когда мне намекнули, что джинны Карамаза знают, как вернуть Большую смерть, я испугался. Первый раз я испугался, Кузнец…
У Артура по спине пронеслась холодная волна.
– И Карамаз книги сжигает, - тоскливо добавил хан. - Везде. Где проходит, там сжигает. А про твой университет его люди сказали, что сожгут его, вместе с книжниками, и с теми, кто учиться ходит… Теперь понял, Кузнец, что мне не только пушки нужны?
– Так значит, по рукам? - Артур первым протянул ладонь.
Несколько секунд мужчины держали друг друга за предплечья, затем, не сговариваясь, обнялись.
"И чего тебе дальше в гробу не спалось? - тоскливо думал хан. - Или жрал бы пиявок в лесу, вместе со своими Качальщиками, мы бы горя не знали…"
"Жулик косоглазый, - думал губернатор, - любитель словесности хренов. Попался, как кур во щи, вот и мечется теперь… Однако же, реформатор, ничего не попишешь. Надо маме Рите сказать, пусть в Книгу занесет, как мы Казань без стрельбы взяли…"
Впервые за десять лет зал Мариинского дворца был битком набит народом. Возле подъездов толклись экипажи, один другого краше, подкатывали даже автомобили и несколько паровиков. Простой люд с самого утра облепил крыши и уцелевшие фонарные столбы; выискивали влиятельных чинуш и знатных фабрикантов. Забирались друг другу на плечи, чтобы разглядеть, как подъедет губернатор или кто-то из высоких гостей.
Уже третью неделю город будоражили слухи, обрастая подробностями на постоялых дворах, рынках, в трактирах, на Бирже, в ночлежках переселенцев… О новой Думе не говорили только немые, а кто умел хоть слово сказать, те до хрипоты, до драки рядились о том, как было раньше, да что будет после. Вспоминали правление прежнего губернатора, когда метался по области бесноватый соборник Карин, когда засыпали бункера с оружием, и могли повесить за срубленную березку. А иные припоминали и совсем уже стародавние времена, когда город был поделен на коммуны, а за Пулковским шоссе резвились дикие чингисы да болотные коты…
Но после того, как в Питер, одно за другим, стали прибывать посольства из других городов, притихли даже самые ушлые. Посмеивались сначала, после недоумевали: что за радость такая, попусту шляться? А в последнюю неделю могучие толпы бездельников собирались перед аркой Генштаба, поглазеть на очередной посольский караван, на диковинные, уцелевшие машины, на бронированные кареты с охраной. Отдельная толпа змеилась вдоль путей, ожидая прихода паровика. Десятки умников ложились на рельсы, предвещая скорое появление поезда. Паровиков теперь было целых три, и многие горожане копили деньги, чтобы, отстояв ночью очередь в кассу, важно прокатиться и помахать ручкой завистливым знакомым… Правда, потом приходилось прыгать на ходу, поскольку паровик разгонялся и убегал дальше, в Варшаву или Ярославль, а теперь даже в Казань…
Когда прикатил Казанский хан, знатокам городских сплетен, собиравшим слушателей в кабаках на Литейном, оставалось только загибать пальцы.
– Костромские тут, и Тверь с поселками, Псков, само собой, а теперь Кинешма, Калуга, Тула, Орел, Владимирский князь…
– Вот так дела! - ахали собутыльники. - Это что за птица такая, князь?
– Ну, вроде губернатора, - глубокомысленно изрекали эксперты, - только помельче будет, послабже, нашему не чета!
– И с Мурманска, с Петрозаводска, и тьма всяких чудиков понаехала, видали?
– Да, там такие есть, что хуже чингисов! Видели, прямо на площади спят!
– Это шептуны, они на границе Московской пущи, у Сергиевого посада живут.
– Ну и гости, прости господи, того и гляди, петуха подпустят! С ними ухо востро держи!..
– Да, неспроста, что-то будет…
– Что-то будет, - повторяли на разные лады горожане и пытались подпоить служивых из охраны чужих градоначальников. Те охотно пили на халяву, но ничего толкового сообщить не могли. Самым пронырливым горожанам удалось, впрочем, разузнать, что и вокруг полузабытого Пакта Вольных поселений затевалась какая-то возня. Пакт, еще восемьдесят лет назад, инициировала мама Ксения, первая хозяйка Эрмитажа, мир ее праху… Договор был подписан коммунами и общинами, еще когда бегали древние машины и хватало бензина. Потом Вечные пожарища захлестнули дороги, и как-то всё забылось…
А теперь, следовательно, подновить собираются Пакт, вот такие дела.
Не спалось народу спокойно.
И властям спокойно не спалось.
Малые совещания со Старшинами палат, встречи профессиональных Гильдий и штабные сборы военных губернатор после двух последних покушений проводил обычно в Зимнем. По крайней мере, туда никто не мог пройти с оружием, а в каждой властной структуре у губернатора имелись как минимум два осведомителя.
Но вольных поселенцев, в отличие от казенных клерков, не разденешь, а уж святош и вовсе трогать невыгодно. Повернутся, уйдут - и всё дело насмарку! Поэтому офицеры Трибунала сбились с ног, выуживая по кабакам, торговым лавкам и борделям информацию о настроениях перед выборами, и возможных вариантах террора.
Много чего нашли, арестовали заодно конокрадов, фальшивомонетчиков и парочку шпионов из соседних городов. Накрыли даже крупную банду налетчиков из… Минеральных вод.
Худо-бедно до выборов дожили.
Коваль, в бытность научным сотрудником пятого отдела, раз шесть выезжал на симпозиумы и всяческие конференции. Иногда бывало полезно, иногда довольно скучно, но никогда не доходило до такой парилки, как сегодня. У него вылетело из головы, что в отсутствие электричества не функционирует ни одна система вентиляции. Отпирать настежь окна он сам же и запретил, из соображений безопасности. Невзирая на двойной ряд вооруженного оцепления тысячи четыре зевак расположились на травке с раннего утра, а к обеду их число утроилось.
– Боишься? - мимоходом спросил Свирский, направляясь на свою скамью. - Не бойся, помираем один раз!
– Тебе хорошо, - пожаловался Коваль. - Тебя в любом случае выберут в Старшины, потому что ты умный!
– А ты какой? - изумился Левушка.
– А я - просто начальник, - вздохнул Артур. - Начальником может быть всякий, а толкового Старшину книжников днем с огнем не сыскать…
С Левой пришел брат Аркадий, Старшина топливной палаты, долго тряс губернатору руку и бормотал соболезнования.
Подтянулись братья Абашидзе, веско и вежливо поздоровались, демонстрируя окружающим, кого они считали и будут считать губернатором при любом исходе выборов. Под шепоток зала занял свое место смуглый красавец Орландо, неделю назад назначенный Ковалем Старшиной промышленной палаты. Артур очень переживал, что итальянец плохо говорит по-русски. Если бы эти твердолобые олухи в зале могли его понять и оценить масштаб затеваемых строек!..
Еще сильнее зашумели, когда в зале объявился собственной персоной бывший папа Эрмитажа, Михаил Рубенс, да еще под ручку с мамой Кэт. У обоих давно не было официального права голоса, но все прекрасно представляли, каким они пользуются влиянием. Особенно Рубенс, чей внучок уже лет пять был секретарем у губернатора.
