— Две четверти дом выдержит, а я подумаю, — упрямо заявила спускающаяся по лестнице Грация.
— К Гелинии не вздумай подходить! — крикнул Андрей, но, передумав, пошел за женой, — я с тобой, дорогая.
— Не бойся, — с усмешкой, по-прежнему не оборачиваясь, сказала «дорогая», — мне и Тронного зала хватило. Иди со мной, иди. Я в «купель». Подглядеть хочешь?
Надо сказать, что туалеты у каганов работали со смывом и ароматизацией. Высший класс даже по земным меркам. Занимали целые комнаты (овальные, как и все остальные), где кроме главного нужного места в обязательном порядке имелся целый «душ» с водой, льющейся по желанию хоть сверху, хоть снизу, хоть сбоку. Зачем такие усложнения — непонятно. Единственный минус — высокие «унитазы», если эти каменные сооружения можно так обозвать. В «просвещенных» странах в городские дома тоже подводили водопровод и канализацию, но не до такой изощренности. Даже в царских дворцах такого шика не наблюдалось.
Но муж не остановился, пошел следом. Разделились возле спальни, куда на супружеское ложе положили спящую княжну. Андрей, проверив структуру «мокрого сна», сел в плетенное креслице ждать Грацию. Надолго её обиды не хватит, знал по опыту. Но вот согласится ли на посвящение? В этом уверен не был. Как не знал и сколько продержится защита дома с нарушенной (сейчас он волосы на себе рвал) системой узоров, которую обнаружил только после слома «печати» на центральной двери. Перед женой просто хвастался, а Чика всеми силами пытался удержать от преждевременного появления здесь, в пятне.
«Утро, вторая четверть, — рассуждал Текущий, — наместник вернется… да скоро уже. Еще пару четвертей отведем на «сбор труппы», а дальше… надо уговаривать Грацию, надо…», — он чувствовал колебания Силы пятна и ощущал её «безмозглость». Это напоминало нынешнее состояние Силы Эребуса — есть с чем сравнивать.
Обиды Грации хватило на полчетверти. Зашла напряженная, как пружина готовая вот-вот «взорваться». Глянула на Гелинию и спросила очевидное:
— Спит? — и села на второе плетеное креслице.
— Грация, любимая, ну хватит дуться… — заговорил Андрей, но жена перебила:
— Дуться?! — возмущенно повернулась к нему, — речь идет о моей душе, а ты «дуться»?! Да знаешь ли ты Чика, как знаю его я?! — раздраженно заходила по комнате, активно жестикулируя:
— Посвящение необратимо и вы с ним об этом прекрасно знаете! «Защитник и Освободитель»! — желчно передразнила она мужа, — прямо как твой любимый Чик! Да кто он такой?!
— Пасынок… — ответил ошарашенный муж. Он впервые видел жену в таком взбешенном состоянии. Более чем за полтора года знакомства они ни разу не ссорились по-крупному.
— Пасынок Бога? — язвительно повторила Грация, не дав договорить, — а чего же он в рабство угодил? Конечно, освободился! Герой! Меня освободил — низкий поклон ему, — и издевательски поклонилась Андрею, — а меня он спросил?! Он чувство мое растоптал — не заметил! — говорила, не давая возразить. Давно накипело, — божий пасынок! Надо же! А как влияли на него лооски, так и продолжили влиять, пока Древа их не сгнили! — несправедливо, конечно, но…
— Нас с тобой свел, лишь бы от себя оттолкнуть! Спрашивал он меня, тебя, спрашивал?!
— Брось, Грация! — вскипел и Андрей.
— Не брошу! И ты выслушаешь меня! Сядь! Сядь, я сказала! — супруг, подавленный таким напором, опустился в кресло. В нем тоже все клокотало, но решил дослушать.
— Спас он нас от «волков», спасибо, — снова поклонилась, — а ведь тоже без спросу. Не так? А в «Закатный ветерок» вселились — поинтересовался он нашим мнением? Он всё делает так, как надо только ему! Вот, — рука разгневанной женщины указала в сторону Гелинии, — она все уши мне истоптала тем, как она его любит, как он любит её! А итог? Какой итог, я спрашиваю? Жена попала в беду, он это прекрасно чувствует, знает об этом, но где он? Ау, всесильный Чик, где ты? — прокричала, издевательски глядя в потолок, — Да я бы на его месте давно была бы здесь, рядом с ней! Любит он её, как же! А вместо себя, что он предлагает? Подскажи-ка мне, любящий муж? Правильно, отдать душу бывшей рабыни какому-то там неизвестному богу. Меня не жалко. Ладно, с ним все ясно — плевать ему на других! Но ты, Андрей?! У тебя своя голова есть?! Или… ты меня тоже не любишь, а?..
Спустя томительную вопрошающую паузу, произнесла уже без напора, будто выдохнула:
— Пасынок дарков… ненавижу…
Андрей молчал. Грация «сдулась» и точно сбросившая энергию пружина, расслабленно опустилась на пол. Через полстатера гнетущей тишины, закрыла лицо руками и тихо, без слез, зарыдала. Только плечи предательски вздрагивали.
Муж сидел пораженный. Все, что она говорила — грубое искажение фактов. Сколько раз он их спасал, не щадя себя? Разумеется, без спроса. Но кто о таком спрашивает? Да, решает всё сам, но всё — на пользу скорее другим, чем ему самому. В чем — в чем, а в трусости и эгоизме Чика не обвинишь. Даже нежелание становиться Богом, о чем не ведает Грация, по глубокому убеждению Андрея, не трусость, а подвиг. О многом мог бы возразить любящий супруг, но… все затмевала одна-единственная мысль: «Она его всё еще любит…», — это отупляло. Ревности, как ни странно, не испытывал. Скорее жалость… в том числе и к себе.
Андрей, не произнеся ни слова, покинул плачущую жену и сходил в подвал. Вернулся с кувшином красного, самого крепкого вина и двумя бокалами на смешных тонких ножках. Налил себе, наполнил вторую чашу и, не предлагая Грации, выпил свою. Наполнил еще раз и проглотил одним махом. Грация отняла руку от покрасневшего лица, не глядя, но ловко взяла свой бокал и осушила посуду не хуже мужа, практически за один глоток.
Когда из кувшина упала последняя капля, Андрей нарушил молчание:
— Схожу за вторым? — спросил спокойным тоном, будто ничего не случилось.
— А пьяной можно посвящаться? — поинтересовалась Грация.
— Не знаю, — муж пожал плечами, — наверное, можно. Богам без разницы.
— Неси тогда чашу, иголку и чего там еще нужно… а где бы алтарь устроить?
— Пошли в столовую. Стол — в самый раз. И рисовать на нем легко. Во! За вином придется сходить — красное на белом хорошо смотрится. Использую вместо краски, — говорили о предстоящем неоднозначном действе, как о давно согласованном решении, как о сущей безделице.
— Идем, — согласилась Грация и поднялась с пола.
Андрей, выкинув из головы все сомнения, тщательно обрисовал «винными рунами» золотую чашу. Точнее та, судя по размерам и искусной чеканке, скорее всего использовалась как ваза под фрукты. Но это не суть важно.
— … прими Эледриас сию душу под свое попечение… — Андрей заканчивал молитву чужому Богу и чувствовал необыкновенное воодушевление, — Грация, повторяй за мной, — обратился к жене неожиданно торжественным тоном, — Я, Грация, ранее не посвященная никому из Богов…
