Пленница перевела дыхание.
— Фатах, — сказала она сквозь зубы. — Подлая, коварная. Она всегда нападает из-за угла.
— Кто теперь? — спросил Аэйт, слизывая кровь с пореза на руке.
Связанная женщина помедлила, и на ее лице показалось торжествующее выражение.
— Да, ты сможешь это сделать, младший сын Арванда, — проговорила она. — Ты сможешь. — И выкрикнула: — Скатах!
В тот же миг ей отозвался такой же мстительный вскрик, и два пронзительных женских голоса слились в один. У Аэйта зазвенело в ушах.
Скатах не давалась. Она то уходила в землю, то уклонялась, то грозила Аэйту, склоняясь в его сторону.
Внезапно она вырвалась, поднялась в воздух и направила острие ему в лицо. Аэйт поднял левую руку. Зашипев, Скатах ударилась в центр креста и с тихим шорохом стала осыпаться в траву. Рукоять упала рядом горсткой пепла.
— Скатах, ведьма, — пробормотала женщина, содрогаясь.
Аэйт провел рукой по лицу, оставляя на лбу пятна крови и грязи.
— Близнецы, — сказала женщина. — Самайн и Фолломайн. Вот они, справа и слева. Я не могу увидеть их, но чувствую их злобу. Когда-то они горели в руках героев, рожденных, как и они, в один час…
Аэйт вскинул руки и схватил два меча одновременно. Он уже не боялся по ошибке взять не тот меч, потому что больше не видел в этих мечах оружия. Теперь он ясно различал лица — бородатые мужские лица, загорелые, черноглазые, очень похожие друг на друга. Близнецы.
С диким боевым кличем Самайн и Фолломайн вылетели из земли и ударились друг о друга над головой Аэйта. Послышался оглушительный треск, крики, проклятия. И внезапно стало очень тихо.
И в этой тишине, медленно, как хлопья снега в безветренный день, осыпалась мертвая ржавчина. Когда это падение прекратилось, Аэйт не сразу опустил руки. Он постоял еще несколько секунд, не в силах двинуться. Потом отбросил в траву рукояти — одну направо, другую налево — и засмеялся.
Оставался всего лишь один, последний меч.
Самый легкий и тонкий.
Аэйт уже видел почти детское лицо очень юной девушки, бледное, порочное. Жестокость таилась в изгибе пухлого алого рта. Аэйт почувствовал яростное желание схватить ее, сломать, уничтожить. Меч жался к ногам пленницы, пытаясь зарыться в складки ее одежды.
Смеясь, Аэйт протянул к нему руку.
— Осторожнее! — крикнула пленница. — Это самая сильная, самая страшная…
Она не успела договорить.
Меч в руке Аэйта взвизгнул и запылал ослепительным белым огнем. Аэйт не ощущал его тяжести. Оружие казалось невесомым. Волны злобного торжества исходили от горящего клинка.
— Асса, — выкрикнула пленница, и имя свистнуло, как летящая стрела. — Асса-легкая, Асса-светлая, Асса-смерть… О Аэйт, не нужно было брать ее в руки…
Сталь исчезла. Вместо нее из рукояти изливался поток пламени. Аэйт поднял руку с мечом вверх, как факел. Если теперь он бросит меч — Асса вырвется на свободу, она спалит его, убьет женщину.
Он сжал в кулак левую руку. Ладонь с крестом. Ладонь, которая разрушила замок Торфинна.
Истинный замок был из железа.
Если это так, значит… Это значит, что истинный меч выкован из стали. Не надо бояться, сказал себе Аэйт.
Он глубоко вздохнул и погрузил левую руку в белое пламя. Страшная боль пронзила его, и он закричал низким, хриплым голосом.
Асса визжала, разбрызгивая искры белого света, которые падали в траву и гасли. Потом раздался тонкий свист, у Аэйта заложило уши — и все было кончено.
Всхлипнув, Аэйт отбросил рукоять и закрыл лицо руками. На левой вздулись пузыри от ожогов. У него подкашивались ноги, он дрожал всем телом.
Освобожденная женщина засмеялась. Роса заискрилась в ее волосах, точно на них была сетка, усыпанная крошечными самоцветами. Отняв руки от лица, Аэйт неподвижно смотрел на нее, и рот у него слегка приоткрылся. Медленно, медленно, все еще смеясь, она опустилась на колени и откинулась на спину. Солнечный свет, пробившись сквозь туман, отразился от водной глади.
Женщина исчезла.
Аэйт стоял на берегу полноводной реки, которая, капризно петляя, уходила к горизонту, пронося свои чистые воды мимо зеленых холмов и желтых песков. Полуденное солнце горело над ней, дробясь в мелких волнах.
Аэйт наклонился и поднял веревку, которой была связана пленница. С секунду он смотрел на нее, потом выбросил.
— Элизабет! — крикнул он.
Тихий смех донесся до него и тут же смолк, заглушенный плеском воды.
Инген ворвался в дом вождя.
Фарзой медленно поднялся с лавки. Но Инген не дал ему произнести ни слова.
— Они идут! — сказал он.
И столько тревоги было в его голосе, что свой гнев на непочтительное поведение молодого воина Фарзой отодвинул в сторону, как женщина откладывает пяльцы с рукоделием, чтобы заняться этим в свободную минутку. И потому, вместо того, чтобы вспылить, он просто спросил:
— Кто идет, Инген?
— Двое. Один держит щит на копье. Второй безоружен. Он крикнул, что хочет говорить с тобой.
Старый вождь словно опять услышал голос Асантао: «Тебе нужен мир любой ценой. Мир, Фарзой!»
— Я иду, — сказал он.
Сначала ему показалось, что зумпфы пришли договариваться о выкупе пленного, потому что один — тот, что был безоружен, — носил косы. Но потом Фарзой понял, что это женщина. Тонкая, печальная, с длинными волосами странного серебряного цвета.
Рядом с ней стоял невысокий, очень широкоплечий мужчина с короткой светлой бородой. Он действительно держал щит, перевернутый тыльной стороной наружу. Потемневшие от пота кожаные ремни болтались в воздухе, над верхним вырезом щита были видны старые пятна крови.
— Я Фарзой, сын Фарсана, — сказал вождь, хмурясь. — Что вам нужно на моей земле? Вы еще не завоевали ее, а уже топчете.
— Вот Фейнне, жена вождя, — сказал Эоган. — Я сопровождаю ее.
Фарзой покраснел от гнева. Шрам на его лице налился кровью.
— Я не стану вести переговоров с женщиной. Вы пришли сюда как победители. Ваше презрение дошло уже до того, что вы вынуждаете меня отвечать жене вождя. Где же сам вождь? Где он, ваш хваленый Эохайд? Почему не пришел?
— Я здесь, — неожиданно прозвучал негромкий голос, и буквально из пустоты выступил тот, о ком они говорили.
Фарзой вздрогнул. Ни один зумпф, даже колдун, не умел растворяться среди деревьев и мхов. Это умение было дано только его народу, и поэтому вождь даже не пытался разглядеть, не прячется ли кто-нибудь поблизости. Он заранее знал, что это невозможно.
И вот невозможное произошло. Из тени листвы выступил его враг. Эохайд, о котором говорят, что его родила сама Элизабет, когда горячий меч Илгайрэх коснулся ее прибрежных вод. И он был в точности таким, как описывал его Эйте: стройным и сильным, с блестящей волчьей шкурой на плечах. Щита он не носил. Два меча, короткий и длинный, висели на его поясе. Фарзой с содроганием увидел рукоять в виде головы и разведенных в стороны рук Хозяина Подземного Огня.
