— Знаешь, — говорит, — любого Проводника можно позвать. Если Мастер в беде, и он знает, кому конкретно направить зов, Проводник придет.
— А если просто звать?
— Придет какой-нибудь Проводник. Тот, кто ближе. Мы ведь для этого и созданы.
Заманчиво. Но…
— Я не хочу его звать. И я не в беде.
— Что, птица гордая, птица сильная?
— Ага.
— Ну и дура!
Так, что-то новое. То ли, у меня галлюцинации, то ли дерево за спиной голосом мужа разговаривает. Ну, с бревна я не упала только потому, что Егор меня удержал. Но я очень старалась.
Он пришел с новостями, Рассказал о сыне, о том, что Мастера в коммуну прибывают, и что некоторые из них готовы к нам присоединиться, и, если нужно, он их к нам приведет. Даю добро, но только, если он сам уверен в наличии у них каких-никаких боевых навыков. Балласт нам не нужен. Впрочем, если они принесут с собой оружие и патроны, фиг с ними, с навыками. Выработаем.
Егор слушает меня и вздыхает.
— Слышь, Май, ты когда домой вернешься?
— Не знаю, — честно отвечаю я, — мне нужно здесь все наладить, создать систему, найти толкового командира, и тогда уже можно домой.
— Я скучаю, и Андрюшка тебя ждет.
— Мне тоже без вас не очень. Но и ты пойми — рано мне еще уходить. Тут такое сейчас творится… Ты ведь меня понимаешь. А?
Отворачивается. Сухие травинки под ногами разглядывает.
— Я очень стараюсь тебя понять, — наконец, отвечает Егор, — но ты поторопись, ладно?
Я бы и рада поторопиться, вот только навыков у меня маловато для ведения партизанской деятельности. Никак система не вырабатывается.
Очень хочу найти полноценного командира. Людей все больше. Я с ними перестаю справляться. Это опасно. Нужно делить отряд, а поручить «дочку» некому. Артем заявил, что он не готов, Сергей — что он для руководства не предназначен, Ленка — что ей и так хорошо. Больше и не знаю, кому предложить.
Пока пребываю в размышлениях, не забывая при этом раздраженно отгавкивать всех, кто попадается на глаза, наш слухач передает информацию о том, что в двадцати километрах отсюда замечен тентованный грузовик с ранеными имперскими военнопленными. Везет остатки батальона Руслана Зураева. Движется в нашу сторону. Есть шанс перехватить.
— Кто, — спрашиваю, — сопровождает автомобиль?
— Две машины прикрытия. По четыре автоматчика в каждой. Плюс шестеро в грузовике.
Хм, ну ладно, а то я уж подумала, что это засада. Что все как-то слишком вкусно и просто.
В общем-то, правильно подумала.
Из всех остатков батальона в машине был только сам Руслан Зураев — связанный и избитый. Остальных раненых имперских солдат изображали из себя вооруженные канцы. Мы это определили только тогда, когда перебив упорно сопротивляющееся сопровождение, мои ребята полезли в грузовик помогать соотечественникам. Я, измотанная после боя, не успела почувствовать и блокировать исходящий из автомобиля враждебный посыл. Ленка занималась ранеными. Артем был ближе всех, но и он лишь дернулся за секунды до того, как прозвучали автоматные очереди. Прежде чем мы успели что-либо предпринять, погибли пятеро наших.
Это были первые жертвы.
Автомобили я приказала отогнать подальше и утопить в болоте. Вместе с трупами. Тех, кто сидел в машине, я не позволила убивать. Втроем мы их блокировали, разоружили и увели с собой в лес.
Информацию из автоматчиков я велела выбить Антону. В конце концов, он у нас учитель, должен уметь правильные вопросы задавать. В методах я его не ограничивала, и потому парень, особо не раздумывая, применил разлом. Ко всем сразу. Информации получил немного, но хоть попрактиковался. Самое любопытное, что он узнал — это о готовящемся уничтожении Стапина. Официального приказа пока не было, но слухами земля полнится даже у наших врагов.
Бессмысленно улыбающихся канцев мы раздели, разули, вывели на трассу и отпустили на все четыре стороны. Пускай теперь с ними их собственное начальство мучается. Если признает за своих. Потом мы устроили похороны — быстрые и без торжественности. Ну и, конечно, поклялись отомстить за своих товарищей. Как без этого?
Зураев вызывает у меня подозрения. В том плане, а не казачок ли он засланный. А потому я не спешу его развязывать. Так и лежит на травке, весь спеленутый. Лопаю седьмой уже леденец. Жду, пока силы вернутся. Можно было бы, конечно, Артема заставить его просканировать. Но Артем, услышав про Стапин, загрустил и нехорошо как-то задумался. Надо будет позже с ним поговорить по душам.
Ага, готова.
— Лен, будь так добра, приведи его в чувство.
Елена вздыхает и прикрывает глаза. Она сегодня тоже очень устала, но ей, в отличие от меня, еще работать и работать. Огнестрельные ранения так просто не лечатся. А Веру Гавриловну я недавно все же отправила в коммуну. Врачом старушка оказалась замечательным, но мобильности ей явно не хватало.
Кстати, Ленка здорово похудела в последнее время, ей идет, надо будет сказать потом. Уж и не знаю, что так на ней сказывается — наши нелегкие боевые будни или не менее боевой роман с Сергеем.
Зураев стонет и кричит:
— Сволочи!
— Кто? — осведомляюсь я.
— Вы!
— Мы? А мы то тут причем?
Озадачивается. Глаза у него раскосые, злые. Башка наполовину седая. Вот и я скоро буду такой же — седой и злющей.
— Ты кто? — спрашивает.
— Я — командир летучего боевого отряда «Тау».
— Почему Тау?
Пожимаю плечами.
— А кто его знает? От звезды, наверное, Тау Кита. А может, и нет.
— Вы… партизаны?
— О! Проявляете чудеса сообразительности!
— Я Руслан Зураев, бывший командир пятого отдельного разведывательного батальона.
— Знаю.
— Почему вы меня не развязываете?
— Я пока Вам не доверяю. Мы попали из-за Вас в засаду. Пятеро моих товарищей погибли. Я хочу выяснить, кому Вы сейчас служите.
Скалит зубы, изображая улыбку.
— Прекрасно! Сначала меня допрашивали канцы, теперь партизаны!
— Кто Вас допрашивал?
— О! Сам господин полномочный комиссар! Его очень интересовало, почему наш батальон так долго сопротивлялся!
Гляжу — Зураев разволновался, покраснел, слюной брызгает. И все только при воспоминании о полномочном комиссаре. Какая трата эмоций — и все негативные.
— Что он из себя представляет?
— Комиссар? Серый ублюдок! Развяжите меня…нь!
— Рано еще. Почему серый?
— Да потому что форма его…ная серая, руки…ные в перчаточках серых, волосы у него серые… Вежливый такой и улыбается, как лис.
— А лисы улыбаются?
— …ные…ся…ть!
