Внезапно Виктор схватил меня за плечи и развернул к себе.
— Эль, ты ведь знаешь, если тебя поймают, будут судить, и статус искры не поможет.
— Знаю.
— И никто не спасет. Даже бабушка твоя, даже брат.
— Который? — усмехнулась я.
— Оба, — не поддался моей наигранной веселости Виктор. Он думает, что я не понимаю. Все я знаю. Только его убьют на самом деле, чтобы скрыть, чтобы замять, чтобы привести приговор в исполнение обойдя и суд, и следствие. Они сделают все. И это мы виноваты. Тем, что вопросы задаем никому не нужные, тем, что копаем так активно и глубоко, тем, что можем раскрыть их всех. А если не будет того, за кого нужно бороться, то и проблем больше не будет. Вот она, суровая правда жизни. А еще знаю, что Диреев против системы не пойдет, даже ради брата, боюсь, что и ради меня тоже. Надеюсь, такой выбор перед ним не станет, но если так случится… значит, я узнаю ответ.
Здание инквизиции больше напоминало институт. Множество коридоров, кабинетов, переходов. Мне вспомнился отчего-то знаменитый фильм Чародеи, где герой Семена Фарады заблудился в здании НУИНУ. Несколько дней бродил по коридорам и все причитал: «Кто так строит? Ну, кто так строит?» Вот и я так же иду вслед за суровым парнем инквизитором и думаю, что если бы не он, была бы прямо как тот грузин. Думать о фильме, о разных пустяках было легче, чем о том, что сейчас я войду и увижу его. Что я почувствую? Помнится, в последний раз, трясло почти час. А сейчас?
Мы пришли к большой решетке, перекрывающей коридор. Суровый охранник осмотрел наши пропуска и открыл решетку. За ней был лифт, который открывался с помощью обыкновенной пластиковой карты. Я удивилась. Надо же, нахожусь в самом магическом месте на земле, а маги пользуются земными технологиями. Чудеса, да и только.
Спускались мы долго, а когда вышли из лифта, я ощутила разительную разницу. Здесь было холоднее градусов на десять. Встречающий нас инквизитор дал мне какой-то браслет и попросил снять все магические амулеты. Я надела обычный серебряный металл и полегчало. До этого мне казалось, что что-то давит на меня. Сжимает со всех сторон. А сейчас это ощущение пропало, даже температура стала привычно нормальной.
— Простите, я не могу снять конкретно этот браслет.
— Почему? — удивился и насторожился инквизитор.
— Если сниму, вас ослепит. Я искра.
— У вас нет знака, — не поверил он.
Пришлось доказать. Впечатление я произвела. Пришлось моему молчаливому сопровождающему убеждать второго, что встреча согласована свыше. Поверил и даже разрешил оставить браслет.
Мы пошли дальше. Миновали еще одну решетку и, наконец, остановились у стальной двери с небольшим закрытым окошком. Инквизитор открыл его. Проверил, на месте ли подследственный, провел рукой по странному прибору на двери, наподобие электронного замка, открыл дверь, но входить не стал. Я тоже медлила, потому что моя картина, написанная три месяца назад, сейчас стояла перед глазами. Серая комната, витающее в воздухе отчаяние и он. Небритый, немного обросший, облокотившийся о стол. Закрыл лицо рукой, потому что яркий свет ударил по глазам, а на руке татуировка. И тот самый номер — 6872. Номер смертника.
Я переступила порог, и позади закрылась дверь. Он заметил, напрягся. Но не обернулся.
— Что ты здесь делаешь? Пришла убедиться, что я получил все, что заслужил?
Что ж. Вот он я. Через несколько недель лишусь сил, через полгода ты, наконец, сотрешь меня из своей жизни. Как и хотела.
— Перестань. Тебе не идет сожаление, — скривилась я и замолчала. О чем говорить? До следующей фазы две минуты. Надо их как-то заполнить, только тяжело очень видеть его. Как раньше, как всегда тяжело.
— Ты ее убил?
— Разве это имеет какое-то значение?
— Для меня имеет. Я все еще надеюсь, что в тебе осталось хоть что-то хорошее.
— Хорошее, — протянул он. — Все хорошее я просрал год назад.
Меня ударили его слова. Сильнее, чем презрение, которым обливал в Праге. Потому что у меня все еще нет кожи. Не нарастила. Даже с Диреевым.
— И все же?
— Нет. Я совершал много плохих поступков, но девушек не убивал.
— Предпочитал их использовать?
Зачем? Зачем я это сказала? И зачем он обернулся. А я даже зажмуриться не могу, чтобы не видеть. Решила просто перевести взгляд, куда угодно. Лишь бы не дать ему читать меня, как открытую книгу.
— Да. Ни на что другое они не годятся. Просто куклы.
Он зачем-то поднялся, а меня передернуло. Если приблизится хоть на шаг, я закричу. И все испорчу. Чтобы хоть как-то успокоиться решила считать секунды. Прямо вслух, лишь бы не слышать больше его.
— Один, два, три, четыре…
Он удивился, но хотя бы замолчал. А потом камера в углу мигнула, и я выдохнула.
— Заткнись и слушай, — резко проговорила я, пытаясь отодрать от браслета чертов кулон Хирона, но он никак не отцеплялся. — У нас пара минут.
В конце я просто сняла браслет и кинула ему.
— Кулон созвездие. Подумай о том месте, где ты… — я запнулась и выдохнула. — Где мы смотрели на звезды.
— Что?
— У меня нет времени объяснять, — взвизгнула я, когда он попытался сделать шаг навстречу. — Тебя подставили. Вик объяснит. Просто подумай о том месте и разбей кулон.
— Я не понимаю.
— Это побег, — проговорила я и впервые на него посмотрела.
— Почему?
— Потому что тебя подставили.
— Я не о том. Почему ты мне помогаешь? После всего.
— Не обольщайся, иллюзии свои я давно растеряла, — съязвила, от страха, что он приблизится еще на шаг и между нами не останется расстояния. — Просто я слишком светлая. Такой ответ тебя устроит? Он промолчал, просто сделал то, чего я так боялась. Приблизился и коснулся моей щеки, а я вжалась в стену в полном ужасе.
— Почему ты так дрожишь? Почему избегаешь смотреть в глаза?
— У тебя нет времени. Скоро камеры включатся.
— Думаешь, меня волнуют какие-то камеры?
— Очень многие рискуют сейчас жизнью. Подумай хоть раз о ком-то, кроме себя.
Он отступил, опустил руку. Я уже думала вздохнуть свободнее, а он внезапно кинулся ко мне и поцеловал. Грубо и нежно одновременно. Точно также как раньше. И точно также как раньше мое глупое сердце дало сбой, забыло обо всем, о предательстве, о боли, о том, где я и что пытаюсь совершить. Оно просто было счастливо. Глупое, глупое сердце.
— Все как раньше. Только с тобой, — шепнул он, обжигая дыханием.
— Ты должен идти. Пожалуйста.
Он резко взял меня за подбородок, заставил смотреть в глаза, улыбнулся своей жестокой кривоватой улыбкой, заставляя меня почти ненавидеть его, и коснулся губ.
