– Идите сюда, – приказал Нараф. – Да быстрей, что вы там копаетесь.
Под ногами чавкало. Снег превратился в мокрое месиво и доски, разбросанные там и сям, ничуть не спасали положение.
Нараф сразу взял быка за рога. Разговор начал первым, едва гости подошли к импровизированному столу. Он сразу обратился к Тапарану и стало понятно, что это не первый их разговор и что им уже приходилось встречаться.
Нараф ругал собеседника за то, что тот так далеко отвел обоз. Тот оправдывался, что сделал это из лучших побуждений. Нараф, оказавшийся полу-тысячником, ответственным за эту часть лагеря, пенял на то, что за провизией далеко ходить. И что, дескать, пусть теперь сами обозники таскают мешки с провизией в лагерь. Тапаран огрызался, отвечая, что кто самый голодный, тот пусть и таскает мешки.
Когда обстановка достаточно накалилась, и офицеры Нарафа начали бросать на обозника косые взгляды, не обещавшие тому ничего хорошего, Састион гулко откашлялся.
– Что там? – раздраженно спросил Нараф, словно только сейчас заметил жреца.
Тот молча сдвинул на затылок меховую шапку и коротко кивнул.
– А, – сказал Нараф. – Жрец.
Фараху почудилось, что в голосе полководца прозвучали нотки пренебрежения, и он нахмурился. Этот человек не понравился ему с первого взгляда.
Састион спокойно, словно ничего не заметил, протянул командиру кожаный свиток. Полу-тысячник нетерпеливо выдернул его из руки Састиона, привычным движением сломал сургучную печать и быстро его развернул. Из свитка выпорхнул бумажный лист, свернутый в трубочку. Нараф ловко подхватил его на лету, но помял. Выругавшись, расправил бумагу и сдвинул брови, вчитываясь в послание.
– Да, да, – пробормотал он. – Помню.
Дочитав, скомкал бумагу и сунул ее за отворот плаща.
– Ну и где вы шлялись? – хмуро спросил он. – Где вас, брат Састион, носило?
– Мы шли с обозом, – безмятежно отозвался воспитатель, никак не реагируя на грубость. – Самыми последними.
– Но разве жрецы… Ах да. Приют. Таскан!
Один из офицеров засуетился, расстегивая теплый плащ. Из-за пазухи он достал тонкий, чуть помятый лист пергамента и протянул его командиру. Тот достал из кармана свинцовый карандашик, примостил пергамент на край ящика и стал быстро писать.
– Вот, – сказал Нараф, ставя размашистую подпись. – Приказ. Поступаете в распоряжение сотника Тасама де Гайра. Шатер с левого края, с эмблемой лука. Вечером сотня выдвигается на позиции, так что имейте это в виду.
Нараф свернул пергамент и протянул его жрецу. Тот принял его и спрятал в рукав. Коротко поклонился.
– Мы можем идти? – осведомился он.
– Что? Да, ступайте. Найдите Тасама и поговорите с ним.
Састион резко повернулся и пошел к выходу. Фарах поспешил за ним, удивляясь тому, что воспитатель не одернул грубияна.
На улице Састион дал волю чувствам: воздел руки к небу и выругал всех вояк, когда-либо встречавшихся ему. Парочка солдат проходивших мимо, остановилась, но, заприметив опасный блеск в глазах жреца, поспешила ретироваться. Воспитатель плюнул им в след. Потом коротко бросил воспитаннику:
– Идем.
И решительно двинулся к краю лагеря. Фарах молча последовал за ним. Все происшедшее произвело на него удручающее впечатление. Ему не верилось, что эта кучка оборванцев называлась армией. Подмастерье не мог себе представить, как можно воевать, когда воины больше напоминают погорельцев, чем солдат.
– Учитель! – позвал он.
Тот бросил на воспитанника косой взгляд и Фарах умолк. В самом деле, сейчас не время для расспросов. Может, в другой раз…
– Ну? – раздраженно переспросил Састион. – Что?
– Это – армия?
– О да. Блестящая армия Сальстана. Одна беда. Она из добровольцев и тех, кого насильно забрали в солдаты. Это остатки былого величия, последыши. Вторая волна. Тут ты не увидишь блестящих клинков, развевающихся стягов и прочей дребедени. Вся роскошь сейчас на севере, бьется с ордой. Но то, что ты видишь – настоящая армия. Именно это мясо и выигрывает сражения, ложась сотнями под ударами врагов. Именно они, а не рыцари на Хазирских скакунах. И знаешь почему?
Састион резко остановился и Фарах едва на него не наткнулся. Жрец обернулся и ткнул пальцем в грудь воспитанника.
– Потому что их много и они выполняют приказы. – Сказал он. Потом развернулся и продолжил путь к окраине лагеря.
Фарах проглотил следующий вопрос и поплелся следом, уныло меся снег. Састион ответил на его вопрос, но легче от этого не стало. Что теперь? Неужели вечером они отправятся на позиции? Интересно, что это значит? Может – сразу в бой?
– Так. – Сказал Састион и снова остановился. – Кажется, это здесь.
На ближайшей палатке, собранной из солдатских одеял наброшенных на шесты, развевался маленький вымпел – красно-белый флажок, с изображением маленького лука в центре. Около входа стояли два солдата с обнаженными мечами. Рядом, у небольшого костра, грелись еще двое.
– Вот что, – сказал Састион, задумчиво коснувшись пальцем кончика носа. – Отправляйся к фургону. Ничего тут интересного ты не услышишь. Тут я справлюсь один. Это не королевские палаты. Тут все просто и прямо, как солдатский меч.
Фарах бросил взгляд назад. До стоянки обоза было далеко, придется идти через весь лагерь, а потом еще по равнине. Но тут не заблудишься, вся долина как на ладони.
– Вернешься к фургону, – продолжал Састион, – передашь Васке, чтобы готовились к отправлению. Соберите там все что нужно. Еды, угля. Потрясите обозников. Не маленькие уже, справитесь. Как все соберете, ложитесь спать. Боюсь, у нас впереди бессонная ночь. Понял?
Фарах коротко кивнул.
– И никакой самодеятельности, – сухо добавил жрец. – Костров, творения молитв, походов в лес. Собраться и спать. Все. Марш!
Подмастерье вздохнул, развернулся, и поплелся назад, к белоснежной равнине. Ему очень хотелось послушать разговор Састиона с сотником, но видно не судьба. Но он хотя бы увидел настоящую армию. Надо будет рассказать Килрасу. Жаль только, что он, скорее всего, не поверит словам Састиона.
Воспитатель вернулся вечером, когда уже начинало темнеть. Воспитанники, и не думавшие ложиться спать, встретили его вопросами. Жрец прикрикнул на них, выругал за непослушание. Но заранее приготовленный ужин – теплая каша с кусочками вяленого мяса – смягчил его гнев. Поев, Састион подобрел и все же кое-что рассказал.
Оказалось, что сегодня, с минуту на минуту, они должны были тронуться в путь. На север, к рубежам сражений. Сотня Тасама отправлялась туда сегодня ночью, ее то и "укрепили" жрецом с воспитанниками. Предполагалось, что сотня за пару дней доберется до тылов первой армии, а дальше – куда пошлют.
