Как ни странно, ему удалось выспаться. Он устал настолько, что ни ночные разговоры, ни раскачивание фургона не смогли его разбудить. Проснулся подмастерье от необычного ощущения. Что-то было не так. Лишь открыв глаза и прислушавшись, подмастерье понял, что фургон остановился. Встревоженный Фарах приподнялся и попытался пробраться к пологу, чтобы посмотреть, что творится снаружи. Тут же проснулся Састион, выругал воспитанника и приказал ему ложиться спать. Оказалось, что сотня Тасама, сделав ночной бросок, остановилась на отдых.
До полудня бравые вояки отдыхали. И лишь потом, переведя дух после обеда, тронулись в путь. Все шло по-прежнему. Сотня, ведомая опытным десятником, знавшим дорогу, брела впереди. В ее хвосте тащился фургон с бравым командиром. Быков вел под уздцы один из десятников, так что нужды в вознице не было.
Путешественники, хорошенько отдохнув, вновь предались единственному развлечению в дороге – разговорам. На это раз, в беседу включился и Састион. Он принялся расспрашивать сотника о будущем своего небольшого отряда. Тасам отвечал охотно. По его словам выходило, что его сотня должна прибыть в расположение сил Первой Армии, что держала оборону в трех днях пути от крепости Халь. Там им следовало занять указанные позиции и ждать дальнейших приказаний из ставки командующего армией, от Маршала Армии. Им кстати, оказался герцог Тайен де Виль – один из двоюродных братьев царствующего монарха. Ему с детства была определена военная карьера, он участвовал в нескольких стычках с северными ордами, и имел репутацию опытного воина. Фараху это понравилось. Он подумал, что, быть может, не все так плохо как ему кажется.
Тасам посетовал на то, что его сотня устала и замерзла, а потому продвигается вперед слишком медленно. На взгляд Фараха, жалоба была совершенно необоснованной. Сотня шла ходко, уверенно. Чувствовалась, что солдаты не понаслышке знакомы со снежными дорогами Хальгарта. А вот их командиру вряд ли доводилось пройти по снегу собственным ходом больше лиги.
Сотник продолжал рассказывать о сложностях пути, но Фарах его не слушал. Он думал о том, насколько может быть ошибочно первое впечатление. Ведь сначала он проникся доверием и уважением к этому болтуну. Хотя, в обычной обстановке, например, в Совином Урочище за кружкой пива, подмастерье не отказался бы поболтать с Тасамом. Он был приятным собеседником. Но тут, на войне, когда от него зависела жизнь солдат, жизнь самого Фараха и всех воспитанников… Это было ужасно. Наверно, армия очень сильно нуждалась в командирах, раз Тасама назначили сотником. Поразмыслив, Фарах решил, что предпочел бы видеть на месте сотника самого обычного вояку. Такого, что и двух слов связать не может, зато знает, с какого конца берутся за меч.
Састион, тем временем, продолжал беседу. Он ловко менял тему разговора, незаметно выуживая из сотника нужную информацию. Фарах догадался, что жрец пытается узнать, где находится ставка командующего, какие сотни располагаются к ближе всего к дороге, как зовут их командиров. Подмастерье понял, что Састион, как человек разумный, решил при удобном случае сменить командира. Сам подмастерье тоже не отказался бы оказаться в другом подразделении. Тасам и его сотня не вызывали у него доверия. Фараху не нравилось, что ему придется воевать рядом с этими солдатами и их командиром-болтуном.
Но больше всего его огорчало то, что Килрас и Грендир были очарованы новым знакомым. Они слушали его бредни раскрыв рты, смотрели на него как на героя. Похоже, друзья видели в Тасаме лихого вояку, знавшего о войне все. Наверно считали, что он может привести их к славному будущему, помочь выслужиться. Даже Васка и Сасим попали под влияние гостя. Когда тот сотворил послеобеденную молитву вместе с воспитанниками, при том ни разу не ошибся в словах и не переврал ни одной интонации, братья это отметили. Они сразу размякли, и стали доверчиво выспрашивать у Тасама, какой Храм он посещает, и кто из жрецов был его наставником.
За разговорами время летело незаметно. К вечеру, когда стало темнеть, а от разговоров пересохло горло, Састион спросил Тасама, что он собирается делать дальше и когда привал. Тот честно ответил, что не знает, ибо в этом вопросе полностью полагается на десятника Харама – опытного проводника, служившего в крепости Халь уже полгода.
От такой новости Фараха передернуло. Он ужаснулся беспечности сотника, но потом решил что так даже лучше. Страшно подумать, что произойдет, если Тасам вздумает командовать сотней. Тогда, пожалуй, воины имели все шансы заблудиться в дебрях Хальгарта и сгинуть в одном из бесконечных заснеженных лесов.
Састион же и бровью не повел. Как ни в чем не бывало, он продолжил беседу, тонко намекая, что пора бы сделать привал. Тасам подхватил эту идею и стал развивать, прикидывая вслух, в каком десятке остались запасы копченого мяса, но в этот момент снаружи раздался крик. Сначала один, потом второй… Фургон остановился.
Тасам вскочил на ноги, натолкнулся на Грендира и упал. Килрас бросился к пологу, раздвинул его и выглянул наружу, но Састион тут же прыгнул на него, пригнул к полу и крикнул, что бы все легли. Фарах плюхнулся на тюки с одеялами и зарылся в них, надеясь что одеяла остановят шальную стрелу.
С улицы донеслась брань, а потом десяток глоток разом начали окликать Тасама. Тот, услышав знакомые голоса, заметно приободрился, перешагнул через Килраса и Састиона распластавшихся на полу, и полез к выходу. Раздвинув кожаный полог, сотник выпрыгнул из фургона. Только тогда Састион поднялся и прислушался. На улице все еще бранились – громко, но не зло. Похоже, что ничего страшного не случилось.
Жрец запахнул полушубок, подхватил с пола оброненную шапку и нахлобучил ее на голову.
– Грендир, – сказал он, – со мной. Бегом. Килрас, Фарах, следите за входом. Но сидите тихо… Васка, Сасим, приберитесь тут, освободите проход.
Не дожидаясь ответа от воспитанников, жрец выбрался из фургона. Грендир опрометью бросился следом, не успев даже захватить шапку.
Килрас поднялся с пола, и, выругавшись, стал рыться в тюках. Васка и Сасим сдвинули в сторону ящик, служивший столом, освобождая проход. Фарах, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи, постарался умять тюки так, чтобы по фургону можно было свободно пройти. Килрас, нашедший среди груды одеял свой меч, довольно хрюкнул, обнажил его и сел у входа, всем своим видом выражая решимость порубить в капусту любого чужака.
Фарах, поразмыслив, достал свой нож и вложил в рукав, так, чтобы его можно было быстро достать. Сасим и Васка присели за ящиком, шепча молитвы. Похоже, братья готовились пустить в дело силу Огня. Воспитанники были готовы ко всему.
