Он не доживет до свадьбы.
– Ваша светлость! – Портной выронил булавки, которые рассыпались с очень уж громким звуком. И вид у него сделался испуганный, виноватый.
– Ваша светлость. – Ингрид сделала реверанс.
Изольда обернулась, и… если Кайя правильно понял, она была очень рада его видеть.
Значит, не сердится? Но почему молчит? И смотрит так удивленно? Наверное, потому, что с цветами в руках он похож на идиота.
– Это… – Кайя поискал, куда бы приткнуть розовый куст, который вдруг перестал казаться хорошим подарком. Надо бы у дяди спросить. Дядя точно знает, что можно дарить женщинам. Но отступать было поздно. – Это тебе.
– Спасибо. – Она с трудом сдерживала смех, но только вслух. На другом плане Изольда сияла, и это было чудесно. – Мне никогда не дарили таких… букетов. Но ты не должен меня видеть до свадьбы.
– Совсем?
Портной, упав на колени, принялся собирать булавки. Парень не из первых мастеров, но его нашел дядя, а это – достаточная рекомендация. Была достаточной.
Сейчас Кайя не был уверен, что готов оставить его наедине с Изольдой.
– Нет. Пока я в этом… плохая примета, если жених видит невесту в свадебном платье. Нет, постой… – Она подошла сама и взяла за руку. – Я хочу тебе что-то показать. Мы тут немного… поработали. Ну, сначала я просто помочь хотела…
Кайя ее слушал, но смысл доходил медленно. Настроение сегодня было совершенно нерабочим. И вид бумаг, разложенных на полу – Урфин тоже так делает, когда пытается в чем-то разобраться, – вызвал одно желание: сжечь их.
– …а потом вот так получилось, что… – Изольда вздохнула и потерла кончик носа. – Эта ферма продает больше, чем может. В разы больше. Они особо не пытаются прятаться, наверное, думают, что если с продажи платят налог, то все хорошо. Вот.
Она сунула мятый лист.
– Я здесь все написала. Видишь, слева – это их активы с позапрошлого года. Вот здесь, – измазанный чернилами палец ткнул в столбик цифр и каких-то значков, соединенных стрелками, – то, что они приобретали. Ну и вообще то, что к ним приходило. А вот тут – то, что продавали.
Голова медленно, но включалась.
Продавал «Золотой берег» слишком много.
– А тут вот люди, которые появлялись из ниоткуда. Видишь, в прошлом году не осталось никого четырнадцати-пятнадцатилетнего возраста. А в нынешнем они продали трех таких девочек. Откуда взяли?
Кайя знал ответ.
– Ты… сердишься? – Изольда нахмурилась. – Я… я просто хотела помочь.
– Не на тебя, сердце мое. На людей, которые этим занимаются.
Ездят по селам, скупая детей. Сидят на границе, охотясь на тех, кого считают чужими. Караулят на пристанях, станциях, дорогах… Требуются девушки для работы в приличном доме.
Кайя случалось громить подобные дома. Выходит, не все.
– Ты их найдешь и накажешь, – сказала Иза тоном, который не оставлял выбора.
Найдет и накажет, хотя бы затем, чтобы жену не разочаровать. Его замечательно умную жену, которая провела утро, копаясь в бумагах, выполняя его же работу ко всему лучше, чем он сам. Стыдно должно бы быть.
Но не было.
Изольда же уставилась на руки и вздохнула:
– А пишу я все равно как курица лапой…
– Ты не похожа на курицу. – Кайя сложил бумагу и, присев, собрал отчеты. Дядя наверняка захочет их просмотреть. – На лебедя скорее. Маленького.
– Ну да. Лебедь лапой – это совсем другой вопрос. Ты же еще придешь? К ужину, да?
Придет. Теперь уж совершенно точно – придет.
– Ты, – голос предательски дрогнул, – не будешь против, если я кое-кого приглашу на ужин?
Присутствия Ингрид явно недостаточно, чтобы Кайя вел себя прилично.
Мужик без жены что дерево без гусеницы.{53}
Народная пословица
Все-таки Кайя – прелесть.
Цветы вот принес. Кустом сразу. И с бронзовой вазой, в которой весу едва ли не больше, чем во мне. А розы красивые, белые, с зеленеющими к краю лепестками, ароматные. Опять же стоять будут долго.
Пока не унесут.
И сердиться на самоуправство не сердился. Выслушал внимательно. Головой кивал. Но вот осталось ли в ней что из моих пояснений – сомневаюсь. Ничего. Вечером перепоясним, если вдруг надобность возникнет. В который раз убеждаюсь, что платье – это тоже оружие. Главное, подобрать правильно и пользоваться научиться.
– Я… тогда пойду? – поинтересовался Кайя тоскливо.
– Ага.
Тараканы в этой рыжей голове определенно вознамерились капитулировать и уйти в глубокое подполье, наплевав на все принципы. И не то чтобы я против была, я бы им вслед кружевным платочком помахала, но, подозреваю, позже тараканы вернутся и отомстят. Поэтому сделаем вид, что в приметы наша светлость верит, если уж их светлость столь чувствительны к веяниям моды оказались.
Хотя, конечно, если и дальше так пойдет, то вера закончится быстро.
Нет, серьезно, еще пару секунд под этим осоловевшим взглядом и фейерверком эмоций, и я учиню над их светлостью насилие. Или – придется сделать скидку на разницу в весовых категориях – попытаюсь.
Но Кайя все-таки ушел, и стало вдруг тоскливо.
Платье – это же такая ерунда, если подумать… подумать не позволили. Нашей светлости пришлось вернуться на прежнее место и в прежний образ – не то памятника, не то манекена.
– Еще немного. Надо над складочками поработать, – уговаривал портной, оказавшийся весьма милым, хотя и стеснительным, юношей.
Главное, он понял меня с полуслова. Четверть часа общения, несколько эскизов на коленке, и мы пришли к согласию. Единственно, юноша, запинаясь и краснея, близость к нашей светлости пагубно воздействовала на неокрепшие умы, предложил сшить еще и рубашку. А то при дневном свете платье рискует оказаться чересчур… революционным для нынешнего времени.
Разумный довод.
Теперь я вижу, что более чем разумный.
Но вот юноша отступил и взмахнул руками – дирижер невидимого оркестра. Надо полагать, сеанс магии преображения закончен.
– Знаешь, – Ингрид развернула ко мне зеркало, – в этом фасоне что-то есть.
Ну да, я на женщину похожа. И пусть платье пока существует в проекте, сиречь в ткани, прихваченной булавками, но проект мне нравится. Умеренное декольте. Открытые плечи. И свободная юбка. Главное, что никаких корсетов!
– Вы хотите, чтобы остальные наряды были такими же? – поинтересовался портной, делая пометки на листе.
Мы хотим. Мы очень даже хотим.
