– Никто не скажет, что честь и достоинство достались мне легко. – Бьярни улыбнулся, ибо очень мало слово «легко» подходило к его приключениям. Если же Ингебьёрг за время его отсутствия нашла другого жениха, то это ее дело. – Трудностей я не боюсь. Но дело не в том, согласится ли йомфру Ингебьёрг выйти за меня, сколько в том, захочу ли я теперь взять ее в жены.
Он улыбнулся, вспоминая, как стремился к этому браку всего лишь полгода назад. Надумав уехать с Зеленых островов, он боялся только того, что королева Фиал не согласится с его решением и тогда ему придется задержаться на неопределенное время. Оскорбить эту женщину, которая с такой готовностью приняла его в свое сердце и которой он столь многим обязан, Бьярни не смог бы. Но молодая супруга приняла это известие именно так, как ему было наиболее приятно: не обрадовалась скорой разлуке, но не стала упрямиться и удерживать его, предъявляя свои права.
– У всякого свой путь! – сказала она и обняла его за шею, прижалась щекой к его плечу. – Тебя послали боги, чтобы помочь мне выйти из башни и занять то место, для которого я рождена. Если бы судьба тебе была остаться со мной навсегда, я не пожелала бы иного ее устройства. Но если сам Каменный Трон указал тебе дорогу на родину, я не стану спорить с волей богов. Богиня Ивил даст мне сил самой справляться с властью над ее островом, и я не нуждаюсь в помощи мужа, как не нуждалась моя мать. Но если ты когда-нибудь захочешь вернуться, то знай: в моем доме тебя всегда ожидает добрый привет, радость без печали и доброжелательность без обиды.
Бьярни благодарно поцеловал ее, и ночью все было так хорошо, что он даже подумал было: а не задержаться ли, в самом деле, еще…
Но раз решение принято, задержки только оттягивают неизбежное. Добром простившись с королевой Фиал, Бьярни больше не чувствовал себя связанным и мог выбрать здесь, на Квартинге, новую жену. Вот только он сомневался, что хочет видеть на этом месте Ингебьёрг. Теперь-то он знал, что весь мир не заключается в округе Камберг, и не мог мерить свое достоинство и счастье мерками десятка окрестных усадеб и хуторов. О надменной дочери Халльгрима он если и вспоминал иногда, то со снисходительной улыбкой и даже с оттенком признательности: ведь это ее отказ побудил его к путешествию. А он умел быть благодарным даже к тем, кто сделал ему добро, того не желая. Он подумывал навестить Коровью Лужайку и привезти йомфру Ингебьёрг какой-нибудь подарок. И ее сестре Раннвейг тоже. И Раннвейг даже особенно – ведь она-то и навела Бьярни на ту простую и драгоценную мысль, которая так изменила его жизнь.
– Вот как! – Сигмунд хёвдинг пристально посмотрел на него. – Да, помню, меня предупреждали, что твоя поездка может привести именно к этому, что, повидав мир, ты уже не будешь так стремиться к лучшей невесте всего-навсего родной округи. Но, правду сказать, я не сильно огорчусь, если из этого сватовства ничего не выйдет – особенно теперь. Дело в том, что усадьбу Коровья Лужайка некоторое время назад посетил нежеланный гость, которого туда не приглашали, – Торвард Рваная Щека, конунг фьяллей, с большой дружиной. Он захватил усадьбу, убил Халльгрима и забрал с собой Ингебьёрг. И велел тебе передать – именно тебе! – что если ты хочешь получить эту девушку, то тебе придется поехать к нему и сразиться с ним. Обещал ждать тебя в Аскефьорде. Там его усадьба, и Ингебьёрг, надо думать, у него там. Ты должен явиться туда не позднее чем за три недели до осенних пиров. Так что если ты вдруг решишься ехать, то уже пора думать о сборах.
При первом же упоминании о конунге фьяллей Бьярни переменился в лице. Ничего такого он не ожидал и теперь не знал, как понять эти новости. Ему казалось, что они с Торвардом конунгом расстались очень неплохо – если и не друзьями, то уж точно не врагами. Он не имел ничего против Торварда, даже испытывал к нему благодарность за поддержку, за хорошее отношение к Элит и ригу Миаду. У него не укладывалось в мыслях, что Торвард затаил какую-то злобу против него, Бьярни. И не за что вроде, да и не такой он человек, Торвард сын Торбранда, чтобы улыбаться в глаза, а в душе таить коварные замыслы. Здесь что-то не так.
И чтобы выяснить хотя бы то, что возможно, Бьярни назавтра же отправился в Коровью Лужайку. Дорога была не близкая, и приехал он только к вечеру.
Усадьба, насколько он мог видеть, подъезжая, не выглядела разрушенной или разграбленной. И челяди в ней толпилось не меньше, чем положено в доме знатного и богатого человека. Вот только вышел к нему, когда Бьярни велел позвать хозяина, не Халльгрим, а Эрлинг.
– Это ты виноват! – забыв поздороваться, сразу набросился он на гостя.
Гневно сжимая кулаки, он шагнул навстречу так решительно, что Бьярни не шутя приготовился к рукопашной, но Эрлинг благоразумно остановился в двух шагах. Видимо, нечто новое появилось в облике Бьярни – с отросшими длинными волосами, красиво одетого, с серебряными обручьями на запястьях и несколькими перстнями на пальцах, с пятью собственными хирдманами позади, прекрасно вооруженными и самоуверенными. Что-то новое появилось в его глазах, в выражении лица, в осанке – теперь это был воистину свободный, уверенный человек, чье уважение к себе не требовало подкрепления в мнении других.
– Это ты виноват, ты! – твердил Эрлинг, и гордый вид Бьярни только разжигал его негодование. – Из-за тебя все это случилось! Ты чем-то так насолил конунгу фьяллей, что он ради мести тебе увез мою сестру, которую считал твоей невестой! Мы пострадали из-за тебя!
– Так уж и быть, мы отдадим ее за тебя, только верни ее домой! – причитала фру Арнгуд, вышедшая из дома вслед за сыном. – Уж какой ни есть жених, только бы ее, мою ягодку, не держали в рабстве где-то за морем!
«Так уж и быть, отдадим!» Бьярни с трудом верил своим ушам. Какой ни есть жених! Они так ничего и не поняли! Это он-то, Бьярни, все еще кажется им плохеньким женишком, за которого, скрепя сердце, приходится отдавать дочь, и то потому только, что ее честь запятнана пребыванием в плену. Они даже не спрашивают, увенчалась ли успехом его поездка на запад через море. Он для них по-прежнему сын Сигмунда Пестрого от рабыни, недостойный породниться с семейством из Коровьей Лужайки! То ли горе от потери мужа и дочери затмило глаза фру Арнгуд, то ли она слишком привыкла считать себя лучше всех и достижения других не способна заметить?
– Меня не было дома, я ездил с товарами в Винденэс! – возмущенно продолжал Эрлинг. – Окажись я дома, уж я бы показал этому наглецу!
– Показал бы ты ему свою задницу, когда бежал бы от него без оглядки! – не выдержав, воскликнул Бьярни. – Так уж и быть, отдадим! – гневно передразнил он. – Да не нужна мне ваша Ингебьёрг! Я привез подтверждения моего родства с уладскими королями. Вы сами в этом сможете убедиться, когда послушаете рассказы моих людей и увидите мою добычу и подарки. У меня на острове Ивленн осталась жена, наследница королевской власти, и весь остров считает меня, ее мужа, своим королем! Да я даже не взглянул бы больше никогда в сторону вашей Ингебьёрг с ее тремя коровами, сотней локтей полотна и одной рабыней в приданое! Но в одном ты прав. Все это случилось из-за меня, и никогда бы Торвард конунг не заглянул на вашу навозную лужайку, если бы не я. Поэтому я поеду во Фьялленланд и постараюсь привезти Ингебьёрг домой. Какая бы ни была, она не должна по моей вине терпеть позор и горе. С этим решено. Теперь скажите, – он перевел дыхание и взял себя в руки, – какой еще ущерб вам принес этот набег, кроме похищения Ингебьёрг и убийства Халльгрима? Кто еще из домочадцев пострадал?
