— Кто-нибудь из совета имеет другое мнение? — тихо поинтересовалась номария. Ей не ответили. Женщина поднялась, подошла к Вилии, положила руку ей на голову: — Вот видишь, сестра, наше мнение оказалось единым. Я всегда говорила, девочка моя, что тебе хорошо удается общаться со смертными. Но ты чересчур увлеклась, сестра. Наша миссия слишком важна, чтобы рисковать ею ради какого-то племени, как бы оно тебе ни нравилось. Посему я запрещаю тебе покидать пределы нашей обители. Ради твоего же блага. Не хочу, чтобы ты сотворила какую-нибудь глупость. Ступай, отдохни, девочка моя. Этот год оказался для тебя чрезмерно тяжелым.
Мотнув головой, хранительница стряхнула руку номарии, круто развернулась и вышла из святилища. Глава Клана проводила ее взглядом, задумчиво погладила себя по шее, оглянулась на членов совета.
— Иафета, у Вилии есть близкая подруга, Милана. Освободи ее от всех обязанностей, пусть присмотрит за нашей девочкой.
* * *
В своей келье хранительница упала на постель, зарывшись лицом в медвежий мех, закрыв глаза и закрыв руками уши, чтобы не слышать веселые голоса, что время от времени звучали в коридоре. Однако вскоре ее глаза ощутили свет, пробивающийся сквозь густой ворс.
— Ты решила навестить родной дом, Вилия? Я уж забыла, как ты выглядишь…
Девушка повернула голову:
— Это ты, Милана? Привет…
— Ты из Словенска? — присела рядом на постель подруга. — Ты там не видела такого рыженького, безбородого еще совсем, со шрамом небольшим на кончике носа? Мы с девчатами его у самого озера заловили, когда он ловушки на зверя ставил. Два дня баловали, пока совсем не обессилел.
— Я головы не разглядывала. Только от князя слышала, — ответила хранительница.
— Какие головы? — не поняла девушка.
— Там после стычки с поклонниками Аментет Черный волхв к городу ладью подослал, полную голов. Может, и парня твоего голова в ней была, не знаю.
— Отрубили, поди, голову? Жалко, если так, — пожала плечами Милана.
— Жалко? — вскинулась Вилия. — Тебе жалко?! Он мертв, он умер! Ему сперва копытами кости все переломали, потом голову отрезали — а тебе просто жалко?! У тебя от него дитя родится через полгода, а тебе просто жалко, да? Ты слов других не знаешь?
— Да ты чего, сестра? — опешила от такого неожиданного отпора девушка.
— Оставьте меня все! — вскочила Вилия и натянула коричневые с тиснением, шитые по ноге сапожки. — Оставьте меня в покое! Я могу побыть одна? Просто одна!!!
Она отпихнула подругу и выбежала из кельи.
* * *
Утро в княжеском доме наступало с того часа, когда дворня открывала ставни, защищающие жилище от холодного ночного воздуха. Правда, в этот раз Словен успел встать и подвязать штаны еще до того, как в опочивальню хлынул яркий свет. Натягивая рубаху, князь подошел к окну, втянул в себя воздух, оглянулся на Шелонь, что сладко посапывала, положив голову на скомканное в кучу покрывало, сшитое из бараньих шкур. Правитель Словенска, опоясавшись мечом, присел рядом, укрыл супругу свободным краем покрывала.
— Я сейчас, сейчас, — забормотала та.
— Спи, — тихо ответил муж. — Слышал я, сколько раз ночью к малому бегала. Спи. Да, пора окна шкурой[24] затягивать. Холодно уже. Осень скоро. Ты позаботься днем…
Он тихо вышел к лестнице, спустился вниз — и тут к нему кинулся мальчишка, что ходил у Манрозия в учениках:
— Волхвы тебя кличут, княже!
— А что случилось? — недовольно буркнул правитель, не успевший еще и маковой росинки в рот положить.
— Берегиня наша, что граду покровительствует, с ночи в святилище сидит, Сварогу молится.
— Что же ты молчишь, дурень?! — Словен торопливо натянул сапоги, нахлобучил шапку и, подхватив со скамьи меховой плащ, выскочил из дома.
Ворота святилища, вопреки обычаю, были закрыты. Просители, что собирались по разной нужде навестить сегодня богов, удивленно останавливались перед сомкнутыми створками, обходили святилище справа и слева, потом поворачивали обратно. Словен, выдернув меч, громко постучал оголовьем рукояти в плотно подогнанные жерди, но ему никто не ответил.
— Это я, дядя Манрозий! — громко закричал мальчишка. — То я прибег!
Одна из створок со стуком приоткрылась. Мальчишка моментально юркнул в нее, а следом вошел и князь.
Вилия стояла на коленях перед темным от времени идолом Сварога, привезенным переселенцами со старого святилища. Трое волхвов выжидающе наблюдали за невиданным зрелищем, держась далеко по сторонам. Про берегиню, что охотно выполняла все просьбы князя и многих словян, они слышали — но на святую землю она почти не приходила. И уж тем более не склонялась ранее ни перед одним из сколотских богов.
Словно почувствовав присутствие Словена, она оглянулась, поднялась с колен:
— Значит, это и есть ваш предок?
— Да, Вилия… — подтвердил правитель.
— У вас слишком много богов, княже. Поэтому вы мало молитесь своему деду.
— Но… — попытался было что-то сказать седобородый Мосх, но сбился и замолчал.
— Вы должны спилить это дерево у самого основания, — указала на священный дуб ыгров Вилия, — и достать мне сердцевину из пня.
— Да ты что, безумная девица?! — выступил вперед Манрозий, опираясь на кривую клюку. — Это древо слилось с землею здешней и стало опорой и силой ее! Мы станем предателями новой отчины и врагами всех здешних племен!
— Если вы не сделаете этого, у вас скоро не останется ни друзей, ни врагов, — повернула к нему голову хранительница. — И вас самих не останется. Жрец богини смерти откроет для вас врата Дуата, и они всосут в себя все живое окрест. Он черпает силу в муках умирающих людей. Чтобы одолеть его, мне тоже нужна сила. В ваших идолах ее мало. Силу придется забирать из дерева, которому поклонялись, которому отдавали свою любовь десятки поколений ыгров. Да и ваши родичи тоже немало помолились. Ну же, волхв! Ты клялся, что слепой глаз позволяет тебе заглядывать в иные миры. Так посмотри же туда!
Манрозий помолчал, а потом неожиданно для всех подошел к девушке, опустился перед ней на колени и поцеловал землю:
— Да, священная… — Он немного отполз, встал, оглянулся на Словена: — Зови плотников, княже. Валите дуб.
— Еще мне понадобится кровь трех мужей, что готовы служить земле здешней, о себе навеки забыв и мир людской отринув.
— Я хочу! — высунулся мальчишка, но кривой волхв сгреб его за загривок, спрятал себе за спину: — Молод еще. А я стар. Не вынести мне столь тяжкого бремени.
— Мою кровь возьми, берегиня, — кивнул Словен. — Мой долг земле рода своего служить.