Когда он все же разглядел человека, Генрик застыл столбом, неспособный даже вдохнуть.
Мужчина взглянул на теплое мокрое пятно, растущее спереди на штанах Генрика, и улыбнулся своим мыслям.
— Это тот мальчик? — спросил он глубоким, твердым как сталь голосом, заставившим Генрика напомнить себе о том, что он может моргать, а семерых фамильяров отлететь еще дальше за плечи Джит, как будто они не были уверены, что один его голос не отшвырнет их назад.
Лесная Дева издала короткий скрипуче-щелкающий звук.
— Да, это он, Епископ Арк, — сказала однорукая фамильяр своей госпоже, увидев, что она говорит странным голосом.
Епископ Арк коротко взглянул на Джит. Его взгляд нарочно опустился на ее зашитый рот, и затем он вновь повернул свой ужасный взор на Генрика.
Белки глаз мужчины отнюдь не были белыми. Совершенно.
Они были залиты ярким кроваво-красным цветом.
Темная радужка и зрачок в окружении кроваво-красного белка заставляли его глаза казаться глядящими из другого мира, мира огня и пламени - или же, скорее всего, из самого Подземного Мира.
Но какими бы пугающими ни были глаза епископа, не они были самой волнующей его чертой. Больше всего в нем наводило ужас другое, то, от чего Генрик не мог оторвать глаз, что заставляло его сердце колотиться, а дыхание срываться - его тело.
Каждый дюйм Епископа Арка был покрыт вытатуированными символами, и не просто покрыт, а слой за слоем бессчетное количество раз, так, что кожа выглядела принадлежащей не человеческому существу, а чему-то иному. Не было места, видимого Херику, не занятому татуировкой с элементами странных круглых символов, каждый из которых случайно накладывался на другой, тот на следующий и так далее, так, что нетронутой кожи не оставалось видно нигде. Ни клочка.
Верхние слои были самыми темными, те, что под ними - светлее, те, что под этими - еще светлее, и так далее, словно они непрерывно погружались в его плоть, а новые постоянно добавлялись сверху тех, что уже были. В них была бесконечная, бездонная глубина, сложность хитросплетений вызывала головокружение, как будто символы непрерывно всплывали из чего-то темного.
Взгляд на самые глубокие уровни символов давали коже мужчины иллюзию трехмерности. Из-за слоев было сложно сказать, где именно на поверхности кожи набиты символы, и это придавало Епископу Арку неотчетливый, слегка туманный, слегка призрачный вид. Генрик был уверен, что если бы мужчина пожелал, он бы совершенно растворился в тумане плавающих символов.
Из-за того, что нижние слои были светлее верхних, каждый символ был отчетливым и узнаваемым безотносительно того, из скольких слоев он состоял. Символы имели всевозможные размеры, и, насколько мог сказать Генрик, бесконечно разнообразный вид. Почти все из них казались набором из меньших элементов, собранных в большие круглые композиции.
Руки епископа и та часть его запястий, которую мог видеть Генрик, высовывающаяся из-под его черного плаща - все было полностью покрыто символами. Даже его ногти казались татуированными, кожа под ногтями, потому что символы было видно сквозь ногти.
Его шея над тугим воротником тоже вся была покрыта ими, как и горло. Его лицо - каждая часть - покрывали сотни, если не тысячи эмблем. Они были наколоты даже на веках. Даже на ушах, в каждой складке, насколько глубоко мог видеть Генрик, не было живого места от странных вытатуированных круглых символов.
Хотя вся лишенная волос голова епископа была покрыта знаками, один из них превосходил все остальные. Он был заметно больше остальных. Нижний край этой большой окружности пересекал середину его носа и тянулся под глазами, закругляясь над ушами и покрывая остальную верхнюю часть черепа. Внутри большого круга был еще один, а между ними было заключено кольцо рун.
Треугольник, изображенный во внутреннем круге, нижней стороной горизонтально пересекал лоб прямо над бровями. Меньшие, вторичные круглые символы, находящиеся снаружи точек пересечения треугольника с кругом, покрывали каждый висок, как и рядом с точкой на его затылке. Это было сделано так, что заставляло воображать, что человек смотрит этими жуткими красными глазами прямо изнутри круглого знака, как если бы он смотрел прямо из Подземного Мира.
В центре треугольника, рядом с теменем, была изображена зеркально отраженная девятка.
Та большая татуировка, покрывающая верхнюю часть его безволосого черепа, была темнее остальных, не только потому, что она казалась самой свежей из них, но и потому, что линии, образующие ее, были шире. Но даже так, лежа над слоями сотен других элементов, было ясно, что это просто часть чего-то большего.
Все изображения, во всем своем многообразии, тем не менее казались вариацией одних и тех основных тем. Там был символы в виде кругов любого размера, даже кругов внутри кругов, внутри кругов, где круги состояли из более мелких символов. В целом, это было глубоко тревожащее зрелище - видеть человека, так глубоко отдавшегося своим оккультным целям.
Все они превращали его в очень темную, живую, движущуюся, текучую иллюстрацию, где каждый символ был различим сквозь бесчисленные слои. Генрик представил, что если бы епископ был обнажен, его бы все равно не было видно за покрывалом из символов.
Единственное место, видное Херику, не занятое символами, были глаза мужчины, и они были залиты красным.
Епископ Арк увидел, что несколько фамильяров в страхе отлетели от него дальше в зал.
Он улыбнулся.
— Я не привел ее с собой, — сказал он в ответ на незаданный вопрос, горящий в их глазах. — Я отправил ее на задание.
Фамильяры склонили головы в знак признательности, и словно бы извиняясь за свою надоедливость.
Широко открытые глаза одного из людей, вплетенных в стену позади Джит, не отрывались от Епископа Арка. Ужас застыл на его лице и лишил способности отвернуть взгляд, когда епископ посмотрел на него. Мужчина двигал кадыком, словно пытаясь проглотить крик, рвущийся наружу. Все люди, заключенные в стенах, казались неспособными издать ни звука, но этот человек, казалось, готов закричать.
Епископ Арк поднял руку в сторону мужчины, застывшего в стене. Это не было указанием на него, но было обычным жестом, расслабленная ладонь на приподнятой руке, с едва разведенными пальцами. Тем не менее, он был направлен прямо на человека в стене, который не мог оторвать от епископа взгляда.
— Ни звука, — сказал Епископ Арк низким голосом, едва ли более громким чем шепот, но настолько убийственного тона Генрик не слышал никогда.
Мужчина задыхался, глотая воздух в коротких рваных вдохах. Он испустил последний долгий вздох, и его глаза закатились. Тело сотрясло в жесткой, но короткой судороге, и затем опало, насколько ему позволяла вплетенность в стену из ветвей и лиан. После последнего спазма, все тело обмякло; последнее дыхание покинуло долгим и низким хрипом.
