Против «Калашникова» с шестью — вернее, теперь уже с пятью — пистолетами не попрешь.
— Как мы будем обороняться, если что? — спросил он у Сары тихо, так, чтобы не услышала Пэт.
Сара лишь раздраженно мотнула головой — то ли не зная, что ответить, то ли не желая думать об этом сейчас. «А возможно, и то, и другое», — решил Ирв.
Беременная самка уже настолько привыкла к «человекам», что даже не попыталась ни боднуть их, ни отковылять в дальний угол загона. Только обратила к ним еще один глазной стебель, когда они подошли поближе.
— Теперь надо ждать, — хмуро сказала Сара. Ирв догадывался, что долго ждать не придется:
почки у самки набухли так, что, казалось, вот-вот лопнут. Впрочем, как случается и у беременных женщин, готовность элочицы разродиться могла оказаться обманчивой. С месяц назад Ирв, Пэт и Сара провели на морозе, в загоне, трое суток рядом с самкой, которая, казалось, с минуты на минуту должна была разрешиться от бремени… И стоило им отлучиться на одну ночь, как наутро по загону сновали шестеро детенышей, не обращавших никакого внимания на лежавшую в луже собственной крови маму.
Правда, в тот раз просто сидеть и ждать было легче, потому что тогда скармеры еще не перебрались через ущелье и не убили Фрэнка. Ирв ловил себя на мысли, что его беспокоит не столько смерть друга, сколько состояние Пэт. Она совершенно ушла в себя и в данный момент, вместо того чтобы по обыкновению язвительно комментировать происходящее, без толку слонялась по загону, едва не натыкаясь на жерди. Если Сара или Ирв спрашивали ее о чем-то, она отвечала односложно — «да» или «нет». Поэтому они и друг с другом практически не разговаривали состояние депрессивной скорби очень заразительно. В общем, время тянулось невыносимо медленно.
— Кожа начинает трескаться. Будьте готовы, — наконец воскликнула Сара, не спускавшая глаз с набухших почек.
Ирв мгновенно подскочил к самке и положил ладони на две ее почки, слева от Сары. Спустя пару минут к ним подошла Пэт и взялась за две почки справа.
— Попробуем действовать по-другому, — сказала Сара. — Надо сразу же перекрыть кровотоки. Возьмите, — она протянула Пэт и Ирву по паре хирургических зажимов. — Как только детеныши отвалятся, зажимайте кровеносные сосуды. Сначала перекройте один, потом другой. Прошу об одном: как можно быстрее.
Ирв помнил, как истекали кровью Байал и другие «подопытные» самки, и понимал, что жена права. Вот уж где действительно промедление смерти подобно.
Элочица стояла совершенно спокойно. Разрывы удлинились уже настолько, что Ирв увидел шевелящиеся ножки детенышей, готовых спрыгнуть на землю.
— Сейчас отпочкуются, — выдохнула Сара. Вскоре стали видны кровеносные сосуды, связывавшие новорожденных с матерью. Еще секунда, и они оборвутся…
Как всегда, отпочкование произошло совершенно неожиданно. Только что Ирв лицезрел детенышей прикрепленными к самке — и вот они уже свалились на землю и резво устремились прочь.
Он все же успел защелкнуть зажимы достаточно быстро; поток крови, пару секунд бивший ключом, почти прекратился Довольный собой антрополог взглянул на жену — та тоже оперативно справилась со своей задачей и ответила ему кивком.
— Как дела у тебя? — в один голос спросили они у Пэт.
— Один зажим на месте, — помедлив, отозвалась та. — Сейчас прикреплю второй.
— А, ч-черт! — воскликнула Сара, метнувшись к подруге. — Давай его мне, живо1 — Она выхватила из рук остолбеневшей Пэт зажим и прищепила им кровеносный сосуд. «Слишком поздно, — подумал Ирв, увидев лужу крови, расплывающуюся на снегу. — Одним трупом больше».
— Это я виновата, — пролепетала Пэт, глядя на обмякшее тело рухнувшей на розовый снег самки — Простите меня.
— Да ладно, чего уж теперь… — Сара вздохнула. — А я ведь надеялась, что нам удастся спасти беднягу. Тогда и Ламра могла бы рассчитывать на удачную операцию.
Они с Ирвом нагнулись над трупом и быстро сняли окровавленные зажимы.
— Ну что, пошли? — спросил он, глядя вслед Пэт, которая, словно сомнамбула, медленно брела к воротам загона.
— Наверное, мне следовало взять в помощь кого-нибудь из минервитян, — вполголоса сказала Сара. — От Пэт сейчас мало толку; Я не виню ее, но…
— Наверное, — согласился Ирв, затем, после секундного раздумья, покачал головой. — Нет, тут ты не права. Насколько я разобрался в психологии местных мужиков, никто из них — кроме Реатура и, может быть, Терната — не одобрил бы мысль о борьбе за спасение жизни самки какого-то элока. Да и сам Реатур не разбежался бы с помощью, не питай он нежных чувств к Ламре. Но Тернат сейчас далеко, а у Реатура…
—… море других проблем, — закончила за него Сара, — в которых и нам придется разбираться. Разве нет?
Минервитянские летние денечки не казались особенно холодными Лопатину, привыкшему к временами весьма суровому московскому климату Чего не скажешь о летних ночах — стабильно десяток, а то и больше градусов ниже нуля От такого и сибиряк бы взвыл, особенно если учесть, что проводить эти ночи гэбэшнику приходилось под открытым небом.
Все это напоминало Лопатину учебные сборы, на которые он ездил в юности, будучи курсантом военного училища. Правда, тогда это был охраняемый со всех сторон лагерь и рядом находились товарищи, такие же курсанты, как он, а сейчас…
Сейчас Лопатин торчал в гуще Фралькова «воинства», потрепанного переправой через Каньон Йотун. Хорошо еще, что омало пока не предприняли мер по отражению нашествия. Завтра, если повезет, скармеры выберутся-таки из страшного ущелья на равнину и разделаются с восточниками.
«Только без меня», — сказал себе Лопатин.
Конечно, неплохо было бы проучить самонадеянных америкашек, возящихся, будто с малым ребенком, с отсталым феодальным строем омало, вопреки незыблемой логике диалектического материализма… Но без связи с «Циолковским» он этого делать не станет.
Выход из строя рации в корне поменял всю ситуацию.
Если советский офицер проявил враждебность по отношению к экипажу «Афины», не получив на это санкции руководства, то последнее, мягко говоря, не одобрит подобного поведения. Теперь янки в Хьюстоне и Вашингтоне глотки себе надорвут, вопя об убийстве Фрэнка Маркара.
Московское начальство, естественно, станет утверждать, что Лопатина послали через Каньон Йотун всего лишь в качестве наблюдателя, но самого его по возвращении чистеньким явно не отпустит. Не скажут: гуляй, мол, Вася. Стало быть, самое разумное, что ему можно придумать сейчас, это как можно скорее добраться до своих… нет, лучше до американцев, и по-быстрому объяснить им, что же произошло на самом деле.
