– А зачем? Влачить жалкое существование, подобно слизню на камне? Без цели, без устремлений? Думать лишь о пище насущной и прятаться в страхе от сильных? Подавлять ощущение собственной ненужности водкой и в конце концов оказаться среди слабейших, среди тех, кто подлежит уничтожению? Природа человека изначально мелка и не способна к созиданию, разрушение и уничтожение – вот истинное предназначение человека.
– Но, возможно, в этом кроется и путь к Величию?
– Величие не для людей. Попробуй проникнуть сквозь отведенные тебе Пределы и ты поймешь меня. Но лучше и не пытайся, потому что, скорее всего ты просто погибнешь. А я пока еще нуждаюсь в твоих услугах.
Аттон поглядывая на неподвижные глаза, некоторое время молча лежал, обдумывая весь разговор, и наконец, пробурчал:
– Ну, хорошо… Я слушаю вас…
У дверей своих покоев Селин остановился.
"Справедливость? Нет ее. И не было. И, что самое обидное – никогда не будет… Власть не терпит справедливости. Во имя сохранения твердой власти такие чувства необходимо безжалостно отсекать, как ненужный придаток, иначе можно запутаться в собственных убеждениях. Справедливость для бедных и слабых. Надо брать глубже – отталкиваться от пороков, изыскивать все, что можно и подавлять, подавлять душевные муки, как признак слабости…"
Он безвольно опустил руки и коснулся лбом холодного мрамора стены.
"Что я скажу ей? Ты видела то, что не должна была увидеть? То, что никто не должен был увидеть, то невероятное, противоестественное, ужасное что вообще не должно было случиться никогда… Может просто приказать – и все? Никаких объяснений, никаких встреч и душевных терзаний. Но, ведь она… Она… Она может сделать для этой власти много полезного, и это было бы справедливо… Великий Иллар, какие глупости…"
Он с ненавистью посмотрел на черную, украшенную искусной резьбой дверь и стиснул зубы.
"Чудовища… Мы живем в мире чудовищ, которые управляют нами, заставляют уничтожать друг друга, используют нас в своих собственных тайных войнах… Старый канцлер был прав в своих подозрениях – настоящая власть в Лаоре никогда не принадлежала людям. Люди довольствовались лишь крошечной долей могущества, не выходя из жестких рамок, куда их загнали оборотни… Кто такой Конрад? Человек, получивший власть или лишь оболочка, под которой скрывается нечто иное? Кому ты служишь, Эдвард? Кто ты сам такой, в конце концов? В какой иллюзии ты сейчас пребываешь? Когда ты перешел эту грань? Великий Иллар, это сумасшествие…"
Перед его глазами пронеслись картины множества сражений, казней, пыток, и везде он видел лишь фонтаны крови, выпущенные кишки, безумный оскал толпы. Он попытался вспомнить лица своих дочерей, но увидел лишь изъеденные язвами трупы на улицах зараженных городов. Он с трудом отогнал это видение, но на его место пришло другое – огромный зал, повсюду на ржавых цепях подвешены клетки с изувеченными телами, а в самом центре – дыра, заполненная человеческой кровью, и там копошится нечто ужасное.
"Надо отдохнуть. Надо поспать – и наваждение исчезнет. Ты просто устал, Эдвард, просто очень устал… Еще два шага, еще немного соли на раскрывшуюся рану, а затем – спать…"
Он шагнул к двери, осторожно провел кончиками пальцев по ее гладкой поверхности, потянул за тяжелое бронзовое кольцо и вглядываясь в мягкий полумрак переступил порог.
Виктория неподвижно сидела у камина, сложив на коленях тонкие белые руки, и смотрела в огонь. На ней было все тоже серое длинное платье, в ее прямых черных волосах то тут, то там виднелись белые пряди. Селин подошел ближе и остановился у нее за спиной.
– Вы тоже думаете об истинной сущности этого мира, Эдвард? – ее голос был сухим и безжизненным.
Селин положил руки на изголовье кресла и, глядя поверх ее головы на пылающие угли, ответил:
– Возможно, Виктория, я и думал об этом, но я не философ и не теолог, а потому допускаю лишь крайние толкования, и по прежнему верю в то, что мир этот создан Господом Нашим Илларом для процветания.
– Первый канон, Книга Возвышения… Наверное вам объяснял эти истины старый священник с добрым морщинистым лицом, преподаватель в семинарии… Он рассказывал вам о сотворении мира, о том, как Истина и Порядок побеждают Ложь и Хаос…
– Так и было, Виктория. Вот только я невнимательно слушал его, потому что больше думал о том, какую лучше подобрать тетиву для лука, которой подарил на день Воспевания Даров мой старший брат…
– А мне никто ничего не дарил… Я видела своих сверстниц через узкое окно башни, они шли на площадь в прекрасных голубых платьях и несли яркие цветы. Они шли на свидание с красивыми сильными солдатами, такими привлекательными в своих сверкающих доспехах… Они обнимались и целовались прямо под окнами моей башни. Для меня это был совершенно другой мир – призрачный, иллюзорный мир, в который я не могла проникнуть, потому что мои руки покрывала короста от попадания множества ядовитых ингредиентов, которые мне приходилось толочь, смешивать, процеживать… А единственное платье, которое у меня было, представляло собою перешитый из папиного фартука балахон мышиного цвета. Великий Иллар, как же мне тогда хотелось идти по залитой ярким солнцем улице и нести в руках цветы… И однажды я решила, что смогу прорваться в этот мир, и я убежала из дома… – Виктория повернула голову, посмотрела ему в глаза и грустно улыбнулась, – Да, я убежала из дома, но все закончилось очень печально… Я попала в руки к имперским солдатам, они избили и изнасиловали меня, и с тех пор мое лицо украшает свернутый набок нос, а в моем сердце навсегда поселился страх. Страх перед этим миром, который выглядит совершенно не таким, каким в действительности является. После этого мне многое довелось пережить, я отправила своих обидчиков к джайллару, я научилась ладить с мужчинами, я даже превратила свою страсть к цветам в прибыльное дело, но вот этот страх… Он по прежнему таится где-то в глубине меня. И каждый раз, когда я сталкиваюсь с чем-то непонятным, неестественным, страшным, я вспоминаю про ту девочку из башни, которая воспринимала внешний мир через узкое окно, и возможно поэтому он казался ей таким прекрасным. Теперь, когда я заглянула за изнанку этого мира, мой страх стал еще сильнее. Более того, я чувствую, как он убивает меня… Мой страх говорит вашим голосом, генерал.
Она медленно встала и прошлась по комнате, а Селин так и остался стоять, задумчиво глядя в огонь.
– Мне уже вынесли приговор, Эдвард?
Генерал молча кивнул.
– Я не сомневалась. Впрочем, смерть – это очень простой для понимания процесс, который меня не страшит. Раньше я предполагала, а теперь и вовсе не сомневаюсь, что есть вещи, которые гораздо страшнее смерти… Жаль, что я не смогла своими глазами увидеть как убийца моего отца корчится в муках, но думаю, мы с ним еще встретимся в стаде Барона-Погонщика. Как меня умертвят?
