— Я могу… Я буду брать тебя с собой на работу до конца лета. Осенью, может быть, удастся устроиться еще в какую-нибудь школу-интернат…
— Мам…
— Я пытаюсь, Перси. — Она опустила глаза. — Просто мне… нужно некоторое время.
На моей кровати появился сверток. По крайней мере, я мог поклясться, что минутой раньше он тут не лежал.
Это была помятая картонная коробка размером примерно с баскетбольный мяч. Адрес на почтовой табличке был написан моей рукой.
Богам Гора Олимп 600-й этаж Эмпайр-стейт-билдинг Нью-Йорк с наилучшими пожеланиями от Перси Джексона
На крышке черным маркером, уверенным и четким мужским почерком, значился адрес нашей квартиры и слова: «ВЕРНУТЬ ОТПРАВИТЕЛЮ».
Вдруг я понял, о чем Посейдон говорил мне на Олимпе.
Коробка. Решение.
«Что бы ты ни сделал в дальнейшем, знай, что ты — мой. Ты истинный сын бога морей».
Я посмотрел на мать.
— Мам, ты хочешь, чтобы Гейб ушел?
— Перси, это не так просто, я…
— Мам, скажи. Этот недоумок бил тебя? Так ты хочешь, чтобы он ушел, или нет?
Она не могла решиться сразу, затем едва заметно кивнула.
— Да, Перси. Хочу. И все набираюсь храбрости сказать ему. Но ты не можешь сделать это для меня. Тебе не разрешить мои проблемы.
Я заглянул в коробку.
Нет, я мог разрешить ее проблему. Мне захотелось разодрать коробку, шмякнуть ее на покерный столик и достать содержимое. Я мог бы завести свой собственный сад статуй прямо в гостиной.
«Так поступали греческие герои в мифах, — подумал я, — и Гейб этого заслуживает».
Но судьба героя всегда трагична. Мне сказал это сам Посейдон.
Я вспомнил царство мертвых. Я представил, как дух Гейба навсегда отправляется в Поля асфоделей или подвергается какой-нибудь омерзительной пытке за колючей проволокой Полей наказания — вечный игрок в покер, сидящий по пояс в кипящем масле, слушает оперную музыку. Был ли я вправе отправить туда кого-нибудь? Даже Гейба?
Месяц назад я не колебался бы. Но теперь…
— Я могу это сделать, — сказал я маме. — Один взгляд в эту коробку — и он уже никогда больше не побеспокоит тебя.
Мама посмотрела на коробку и, казалось, мгновенно все поняла.
— Нет, Перси, — произнесла она, отступая на шаг. — Ты не можешь…
— Посейдон назвал тебя королевой, — сказал я. — Говорил, что не встречал такой женщины уже тысячу лет.
— Перси… — Ее щеки окрасились румянцем.
— Ты заслуживаешь лучшего, мам. Ты должна пойти в колледж, получить степень. Сможешь написать свой роман, а возможно, встретишь симпатичного парня, будешь жить в красивом доме. Тебе больше не нужно защищать меня, оставаясь с Гейбом. Позволь мне избавиться от него.
— Ты говоришь точь-в-точь как отец. — Она утерла слезу, скатившуюся по щеке. — Однажды он предложил ради меня остановить прилив. Предложил построить для меня дворец на дне морском. Он думал, что может решить все мои проблемы одним мановением руки.
— Ну и что в этом плохого?
Ее прекрасные, меняющие цвет глаза, казалось, хотят проникнуть мне в душу.
— Я думаю, ты поймешь, Перси. Думаю, ты достаточно любишь меня, чтобы понять. Если моя жизнь хоть чего-то стоит, я должна прожить ее сама. Я не могу позволить богу заботиться обо мне… или моем сыне. Я должна… черпать мужество в себе. Твой поиск напомнил мне об этом.
Мы прислушались к стуку фишек для покера и ругательствам, доносившимся из гостиной вперемешку со звуками телевизора.
— Я оставлю коробку, — сказал я. — Если он посмеет еще хоть раз угрожать тебе…
Мама побледнела, но кивнула:
— Куда теперь, Перси?
— На Холм полукровок.
— На лето… или навсегда?
— Пока не знаю.
Взгляды наши скрестились, и я почувствовал, что мы пришли к соглашению. Посмотрим, как будут обстоять дела к концу лета.
— Ты станешь героем, Перси. — Мама поцеловала меня в лоб. — Самым великим.
Я в последний раз оглядел свою спальню. У меня возникло чувство, что я никогда больше ее не увижу. Затем пошел с матерью к входной двери.
— Что, уже покидаешь нас, шпаненок? — издевательски крикнул мне вдогонку Гейб. — Скатертью дорога.
Я ощутил последний укол сомнения. Как мог я упустить такой великолепный шанс отомстить ему? Я уходил, и мне так и не удалось спасти маму.
— Эй, Салли, — завопил Гейб. — Как там насчет мясной запеканки?
Гнев вспыхнул в глазах матери, на мгновение в них появилось что-то стальное, и я подумал, что, вполне возможно, оставляю ее в хороших руках. В ее собственных руках.
— Мясная запеканка вот-вот поспеет, дорогой, — ответила она Гейбу. — Запеканка-сюрприз.
Мама посмотрела на меня и подмигнула.
Последнее, что я увидел прежде, чем дверь за мной захлопнулась, это как мама в упор разглядывает Гейба, словно представляя, как он будет выглядеть в роли садовой скульптуры.
Глава двадцать вторая
Пророчество сбывается
Мы были первыми героями, которые живыми вернулись на Холм полукровок со времен Луки, поэтому, конечно же, все обращались с нами так, словно мы победили в каком-нибудь телевизионном реалити-шоу. Согласно традициям лагеря, мы надели лавровые венки на большой праздник, готовившийся в нашу честь, затем возглавили шествие к костру, где нам предстояло сжечь саваны, которые обитатели домиков сшили в наше отсутствие.
Саван Аннабет получился таким красивым — серый шелк, расшитый совами, — что я сказал ей: просто стыдно не сжечь ее в нем. Она хорошенько стукнула меня и посоветовала, чтобы я заткнулся.
Так как я был сыном Посейдона, то соседей по домику у меня не имелось, поэтому домик Ареса добровольно вызвался сшить для меня саван. Взяв старую простыню, они намалевали по краям улыбающиеся рожицы с выпученными глазами, а посередине большими буквами вывели слово «НЕУДАЧНИК».
Жечь его было забавно.
Домик Аполлона затеял показательный урок пения, а меня окружили мои старые приятели из домика Гермеса, друзья Аннабет, родственники Афины и сатиры Гроувера, восхищавшиеся его новенькими правами на поиск, которые он получил от Совета козлоногих старейшин. Совет назвал участие Гроувера в нашем поиске «отважным вплоть до несварения желудка и ни с чем не сравнимым».
Единственными, кто не разделял всеобщее праздничное настроение, были Кларисса и ее приятели по домику, чьи ядовитые взгляды яснее ясного давали мне понять, что они никогда не простят мне позора, которому я подверг ее отца.
По мне, так все шло просто отлично.
