— Тогда пойдем, выпьем кофе. Сегодня наш мсье Гультрэ обещал паннакотту с земляникой, а?
Я только застонала: за десерты французского шеф-повара Ка'Контарини можно было продать душу.
В голубой малой гостиной я уже чувствовала себя практически как дома. Когда горничная принесла кофе и три порции паннакотты (две для меня, одну для Пьетро), хозяин, закрыв за ней дверь, привычным жестом поставил полог от подслушивания и спросил у меня серьезно:
— Ты думаешь, все получится?
— Ничего не могу сказать до среды, — ответила я. — Я говорила тебе тогда, в феврале, и говорю сейчас: все зависит от сродства препарата с кожей. С Карло все получилось идеально. Кстати, есть известия, как они там?
— Все отлично, ловят рыбу и гуляют по лесу, — он махнул рукой. — Предположим, все получилось. Как ты считаешь, стоит Лоредано появиться на твоем приеме?
— Почему нет? — ответила я вопросом на вопрос. — А что тебя так беспокоит?
— Дело в том… — он потер пальцем левую бровь. — Понимаешь, я хочу предложить Лоредано не покидать пост дожа.
— Однако… Вроде бы, он сказал, что все решил, и будет предлагать Совету двенадцати назначить новые выборы. Как ты сможешь его переубедить?
— Не знаю. Но сейчас для смены дожа исключительно неудачный момент. Если выборы будут объявлены, почти наверняка пост достанется Лодовико Дамиани. Для нашего дома это означает сокращение государственных заказов и отмену льгот, как минимум. С семьей Дамиани мы… не дружим. Давно.
Политика и деньги, конечно, в чем же еще может быть дело… Я поморщилась, но, видимо, недостаточно хорошо это скрыла, потому что Пьетро, вспыхнув, стал объяснять мне, что это никакой не протекционизм… Покачав головой, я положила ладонь ему на руку.
— Не надо. Мне все равно, как вы получаете заказы и на каких условиях торгуете, все это честный бизнес. Я на вашей стороне, ты помнишь? Просто никто из нас не может знать, в каком состоянии, прости, у нашего Пьеро голова. Лично я бы на его месте сошла с ума задолго до конца первого года. Так что давай подождем, посмотрим на результаты операции, подождем, пока он придет в себя… И только тогда ты станешь или не станешь что-то ему предлагать. Мне кажется, так будет правильнее.
Шесть вечера. До времени, обозначенного в приглашениях, остается еще два часа, а мне решительно нечем заняться. На кухне царит Джузеппина, командующая сегодня еще двумя поварами и пятью юными помощниками. Платье доставлено еще вчера, отглажено и ждет своего часа в гардеробной. Маска… Над маской я задумалась на какое-то время, потом решила не множить сущности без необходимости и достала из коробки Colombina, которую когда-то принес мне синьор Лаварди, черную с серебром и россыпью алмазной пыли. К серебристо-стальному платью с черным кружевом отлично подойдет.
Бальный зал должен был засиять огнями, освещая первую в Серениссиме милонгу, в гостиной стояли ломберные столики для тех, кто не пожелает скользить в танго или лететь в сальсе. Счет за цветы для украшения столовой я подписывала, зажмурившись — даже бостонские приемы моей матушки, отличавшиеся особым размахом, стоили меньше.
Половина седьмого. В кабинет пришла Лавиния, посмотрела с некоторым сомнением и спросила:
— Слушай, ты вчера рассказывала что-то про Лоредано, но я была настолько уставшая, что ничего не помню! Он будет сегодня?
— Обещал быть. Приедет чуть позже Контарини, в маске Пьеро…
— Как это он согласился ее надеть после этих пяти лет!
— Ох, не знаю. Признаться, я для себя маску на сегодня выбирала с большим сомнением. Ну, вот, кто-то из Контарини тоже будет Пьеро, так что у Джокера не должно возникнуть сомнений… если только он не читает ауры.
— Ага, — Лавиния достала из кармана жакета коробку и положила на стол. — Вчера я получила вот эти несколько экземпляров от Гильдии артефакторов Дании и Норсхольма.
Коробку я открывала с некоторым трепетом: мастера упомянутой Гильдии считались, и заслуженно, лучшими в мире. Внутри на подушке белого бархата лежали пять небольших кулонов из аметиста в оправе, свитой из трех металлов разного цвета. На мой вопросительный взгляд Лавиния пояснила:
— Последняя разработка. Они назвали ее поглотителем ауры, но это не совсем верно. Скорее можно сказать, что этот амулет ауру нивелирует, скрывая все индивидуальные особенности. Ну, смотри: мы знаем, что основной фон у эльфа будет бледно-зеленым, у человека белым, а у дракона, например, огненным. Но дальше на ауре человека отражаются его наследственные признаки, личные способности, болезни, сиюминутные эмоции и прочее. Сейчас проведем эксперимент, посмотри на мою ауру!
Я послушно выполнила приказ и зажмурилась: да, поле вокруг нее было белым в своей основе, но его расцвечивали такие пятна и сполохи, что впору было ослепнуть.
— Ого, — только и смогла произнести.
— Ну, вот, — усмехнулась госпожа Редфилд. — А теперь я надеваю амулет…
Вот теперь ее аура была спокойной и какой-то усредненной. Как на картинке в учебнике для второго курса.
— Я поняла. Значит, Джокер не сможет таким способом отличить синьора Лоредано, это отлично. Но ведь и у него самого может быть сходный амулет?
— В том-то и дело, что нет. Предыдущие разработки приглушали ауру, делали ее менее яркой, но не скрадывали индивидуальные признаки. А это закончено совсем недавно, и все, что было сделано в мастерских гильдии, немедленно поступило в распоряжение Службы магической безопасности. Конечно, у Джокера могут быть какие-то свои методы, но никто и не говорил, что это будет безопасная прогулка. — Лавиния вновь убрала коробку с амулетами в карман и спросила у меня, — Ну что, теперь ты успокоилась?
— А ты знаешь, да! — с удивлением я поняла, что и в самом деле нервничала, а сейчас перестала. — Знаешь, я хочу тебе показать одну штуку…
Вынув из сейфа связку ключей, я открыла один из шкафов, достала пару кубков, подаренных графиней Маргарет, и поставила их на стол.
— Кубки мессера Руджеро Контарини!
— Руджеро? — Лавиния склонилась над столом, изучая гравировку на рубиновом стекле. — Это сколько ж им лет?
— Больше шести сотен. Но главное даже не это… Видишь, леопарды разные? — дождавшись, пока она кивнула, я пордолжила. — Так вот, если тебе подают красное вино или келимас, что ты делаешь с напитком?
— В смысле? Пью, разумеется!
— Ну, чаще всего, ты сперва слегка согреешь его в ладонях, верно? Так вот, если вот эту чашу, — я указала на тот герб, где леопард обернулся назад, — немного погреть, то в напиток выделится яд.
— Вот как… Ты предполагаешь и такое развитие событий?
