Последнее не удивляло принцессу, ибо она видела, что сыну не нравится быть здесь, он раздражен тем, что все вокруг в открытую пялятся на него, едва только пальцами не тычут, как будто бы он балаганный уродец. Ей было больно за него. Она сожалела, что не может защитить его от того, что причиняло ему боль. Ведь она все-таки любила своего сына, своего странного и страшного сына. Но страх был сильнее любви, хоть и пришел много позже. Ныне она боялась сына так же, как боялась отца, и даже больше. Исса, невзирая на свою нечеловеческую физическую силу, вспышки бешеной ярости и холодную жестокость, был все же человеком, обычным и понятным другим людям. Понять же Эмиля едва ли мог кто-то, за исключением таких же, как он, одержимых Богиней: Дар навеки изменил его, вложив в душу нечто, как казалось принцессе Алмейде, нечеловеческое. И в тот день, когда Дар был обнаружен, принцесса лишилась сына… за три года она почти смирилась с этим, и, хотя сердце ее еще болело за него, ей больше не хотелось прижать Эмиля к груди, как раньше, и… и, кроме того, у нее оставался другой сын, близкий и понятный.
Слегка ссутулившись и отвернув лицо, Эмиль замер в седле. Невольно Алмейда отметила, что выглядит он гораздо внушительнее Люкки, и королевский венец больше подошел бы ему, чем старшему брату. Как же странно распорядилась судьба!..
Наконец, на ступенях показалась грузная фигура короля. Мужчины немедленно, все как один, обнажили головы; дамы — те, которые не сидели в экипажах, — присели в глубоких реверансах. Исса неспешно прошествовал мимо них всех, ни на кого не глядя, и с помощью слуги забрался в седло подведенного ему жеребца. Он намеревался отправиться в столицу верхами, чтобы ничто не мешало народу радоваться, видя своего короля (как он заявил не без яда в голосе). Заметив Эмиля, он жестом поманил его к себе.
— Поедешь рядом со мной, — заявил он, когда принц приблизился.
— А как же Люкка?
— Для вас обоих места хватит, — усмехнулся Исса. — Да и разве твой брат не собирается ехать в экипаже?
Эмиль огляделся — действительно, среди всадников Люкки видно не было. Ну и ну! Что же это, будущий наследник короны не хочет показываться людям раньше времени?
— Так могут решить, будто ты решил передать трон мне, — заметил Эмиль.
— Пусть поломают головы! — отрезал Исса. — Ты будешь перечить своему королю и деду, сопляк?
— Нет, ваше величество. Слушаюсь, ваше величество.
— Так-то лучше. Ну, поехали, что ли.
Длинная, растянувшаяся почти на треть лиги, кавалькада тронулась по направлению к столице. Эмиль ехал посередине процессии, рядом с дедом. В своем жестком, почти негнущемся плаще он казался себе вырезанной из дерева куклой, неуклюжей и никому не нужной. За ним, почти след в след ступал могучий чалый жеребец, несший на своей спине Тармила. Ясное дело, размышлял Эмиль, они не могут оставить меня без присмотра. Я — принц, и меня нельзя удалить от церемонии, но я — маг, а значит, меня надо остерегаться. Тармил здесь, чтобы остановить меня, если мне вздумается выкинуть какую-нибудь магическую штуку. Это ясно, как день… Как же все это было противно. За три года уже пора было привыкнуть к подобному положению вещей, но он все никак не мог.
Чтобы отвлечься от мыслей, он стал посматривать по сторонам, и открывшееся ему зрелище сразу же увлекло его. В сущности, последние три года он провел затворником, не выходя за ограду дворцового парка, который был хоть и обширен, но все же являлся всего лишь крохотной частью окружающего мира. Жизнь в его пределах текла однообразно, особенно для Эмиля, живущего отдельно от остальных его обитателей. Так что он с удовольствием разглядывал пейзажи, которые сменяли друг друга по сторонам дороги, и высыпавших на обочины людей. Несмотря на ранний час, людей было множество. Почти все это были крестьяне, которые собрались здесь, чтобы поглазеть на своего короля и его свиту. Они пришли целыми семьями, с женами и детьми; обнажив головы, они часто и монотонно кланялись, но при этом умудрялись переговариваться между собой и обсуждать увиденное. Приглушенные голоса их сливались в единый гул. Сделав небольшие усилие, Эмиль сумел бы разобрать отдельные слова, но ему было лень утруждаться, да и не интересовало его особо, о чем говорят эти крестьяне. Ясное дело, обсуждают, кто именно из этих разряженных господ — сам король; а бабы и девки ахают над роскошными туалетами дам. Эмиль развлекался уже тем, что просто разглядывал все эти новые, не примелькавшиеся и не знакомые лица. В основном были они грубые и простецкие, совсем не похожие на породистые, холеные и высокомерные физиономии придворных; но вот среди юных крестьянских девушек попадались даже весьма хорошенькие и свеженькие. Две или три румяные девичьи мордашки так понравились Эмилю, что он даже пожалел, что не может послать всю предстоящую церемонию подальше к Борону, прямо сейчас сойти с коня и остаться здесь, среди полей и деревьев, чтобы переброситься с этими миленькими крестьяночками парой слов и, может быть, завязать более близкое знакомство.
Но его обязанности и его проклятый долг королевской крови давили на него, как давил на плечи жесткий плащ, и он только с сожалением несколько раз оглянулся на девушек, оставшихся позади.
— Не сверни шею, — ворчливо одернул его дед. — На что тебе эти немытые девчонки? Ты еще слишком молод, — Эмиль от его слов покраснел, а король продолжал ехидно, как будто не замечая его злости и смущения: — А если сумеешь правильно устроить свою жизнь, через несколько лет сможешь таскать таких девчонок в свою постель десятками. Да что там! Самые красивые знатные дамы будут готовы сами запрыгнуть в твою постель по одному твоему знаку.
— Ваше величество! — укоризненно прошелестел из-за спины Тармил. — Что вы такое говорите? Эмиль еще слишком юн.
— Вот и я о том же, — невозмутимо отозвался Исса. — Слишком юн, чтобы пялиться на девчонок. Пусть лучше подумает о будущем.
Вне всяких сомнений, он намекал на вчерашний разговор, и Эмиль снова почувствовал, как заныло сердце.
Дикая мысль пришла ему в голову. Что, если дед решился пойти наперекор закону, освященному временем и традициями, и сегодня на столичной площади объявит наследником не Люкку, а его, Эмиля? Что тогда будет и как ему следует повести себя?..
Он ломал над этим голову до самой минуты въезда в столицу, а тогда стало не до отвлеченных рассуждений. Представшее его взору великолепие захватило его.
Галерея, которая тянулась по верху городской стены влево и вправо от ворот, насколько видел глаз, была украшена лентами и цветами и облеплена гирляндами любопытствующих горожан. Все они что-то кричали, создавая шум совершенно неимоверный, и кидали в процессию, которая медленно втягивалась в ворота, букеты из осенних цветов и листьев. К счастью, почти ни один из них не долетел до цели, чему Эмиль в глубине души порадовался: ему очень не хотелось, чтобы в лицо ему угодил бы какой-нибудь букет. Это казалось ему очень неприятным и унизительным.
