Он кивнул, поинтересовался деловито:
— Эту ноту отправить сегодня?
Я посмотрел сердито.
— Не сегодня, а немедленно!..
Он кивнул, свернул листок в трубочку и тут же вышел.
Я продолжал намечать на карте Великой Улагорнии те изменения, которые предстоит провести в жизнь, в первую очередь выстроить крепости в стратегически важных местах и провести к ним дороги, вздрогнул, когда в шатер вошел Меганвэйл и спросил почтительно:
— Ваше Величество, вы… изволите?
— Что? — спросил я тупо.
— Посольство, — напомнил он. — Если вы готовы, то сейчас самое время. Их тоже держать не стоит, шатров у нас маловато, а в палатки такую знать не поселишь…
Я со вздохом поднялся.
— Пойдемте, герцог. У нас мало не только места, но и времени. Сегодня же отпустим их обратно.
Он взглянул искоса.
— И решите все вопросы?
— Вопросы решим за три минуты, — пообещал я. — И еще час на всякие учтивости, застолье, комплименты и уверения в нерушимой дружбе отныне и до забора!
— Сэр Ричард?
— Отныне и навек, — пояснил я. — Что-то вы слишком серьезны! Великие дела всегда творятся весело и случайно. Идемте! Будем строить новый мир.
Он придержал для меня полог шатра, я вышел, пригибая голову, на свежий почти летний воздух и в залитый солнцем мир зелени и ярких красок одежды, шатров и зеленой травы.
В шатре, предоставленном графом Арнубернузом, на скамьях вокруг стола, заставленного жареным мясом и кувшинами с вином, расположились король Бенджамин и с десяток его знатнейших лордов, не считая моих полководцев, остальным гландийцам нашлись места у костров, где, впрочем, тоже есть вино и такое же мясо на прутиках над раскаленными углями.
Я вошел быстро, весь деловой и не теряющий ни минуты, пусть даже наедине с собой мямля и разиня, сказал с напором:
— Не вставать, не вставать!.. Мы в воинском лагере, а не королевском дворце!.. Приветствую, всех приветствую…
Те, кто уже подхватился, медленно опускались на сиденья, на лицах недоумение и замешательство, мои лорды тихонько посмеиваются с чувством полнейшего превосходства.
Я сел, оглядел всех весело и строго.
— Очень рад, что вы прибыли в такое судьбоносное время!.. И весьма переломное, кто бы подумал. Сейчас погибает старый мир, но мы попытаемся создать новый. Конечно же, самый справедливый. Если мой кузен его Величество король Бенджамин еще не ввел вас в курс дела, то я сделаю это за него. Слушайте внимательно…
Они и так все превратились в слух, я демонстрирую новые стандарты государственного деятеля: энергичного, быстрого в решениях и стремительного в проведении их в жизнь.
— Я предложил договор коллективной безопасности, — сообщил я, — который уже подписали ряд королей, а кто не подписал, то лишь потому, что отсутствовал в это время во дворце, а я не мог ждать…
Герцог Раймонд Гансмайер поинтересовался осторожно:
— В чем суть договора?
— Этот договор коллективной безопасности, — объяснил я, — вообще-то, правильнее назвать договором королей, ибо в первую очередь это укрепляет власть местных сюзеренов.
— Ваше Величество? — спросил герцог Адриан Стонехэм, который знатнейший из рода Сандринов, хозяин крепостей Виппергард и Укернст с прилегающими к ним землями, что означает, по-видимому, что это человек, с мнением которого считается даже король.
— Говоря простыми словами, — пояснил я, — короли во имя стабильности и мира обязуются жить в мире и дружбе.
— Ого, — сказал третий из герцогов, Николас Пачклифф, представляющий самый древний род королевства Гландия и владеющий землями Джаннетерии и Марлонга, что, наверное, в королевстве что-то да значит, — это прекрасно. У нас мирное королевство.
— Есть кто вдруг нападет на кого-то, — сказал я, — из числа подписавших договор, остальные должны немедленно прийти на помощь. Совместными усилиями легко опрокинем любого противника.
Герцог Раймонд Гансмайер, владетельный сеньор земель Морании и Авгалии, более заглядывающий вперед, чем его спутники, сказал задумчиво:
— Когда содержание этого договора станет известным все соседям, то никто и не рискнет нападать… Поздравляю, Ваше Величество! Это прекрасный договор. Лишь бы он заработал. А то у меня все-таки сомнения…
— Спасибо, — ответил я и добавил небрежно: — А последний, совсем малозначащий пунктик — это помощь других королей, если вдруг местные феодалы поднимут мятеж. Как вы понимаете, защитить другого короля — это вообще-то защитить и свою власть…
Они умолкли, некоторое время переглядывались, затем герцог Гансмайер произнес с неудовольствием:
— Ваше Величество, а не будет ли это вмешательством в дела другого королевства…
Я вытаращил глаза.
— Какого другого? Во-первых, союзного, во-вторых… только по официальной и законной просьбе верховного правителя! Мы не можем ввести войска по просьбе, скажем, канцлера или самого знатного из герцогов, это было бы незаконное вторжение, но если просит король… то все законно!.. Или у вас есть возражения?
По их лицам было видно, что возражения теперь есть, еще какие весомые, но именно такие, что вслух не скажешь, хотя менее весомыми от этого не становятся.
Король Бенджамин, который не хуже меня все видит и понимает, сказал голосом человека на троне:
— Ваше Величество, мы все рады, что вы сумели составить такой договор… и убедили ряд королей его подписать. Я же со своей стороны и по полной, как вы видите, поддержке моих лордов, с огромным удовлетворением… даже с чувством огромного удовлетворения поставлю и свою подпись!
Я поднялся, поклонился и сказал отрывисто:
— Дорогие друзья, вынужден вас покинуть. Время не терпит, а даже весьма поджимает. Дел много…
Альбрехт вышел вслед за мной, я видел, что поглядывает со странным выражением, но помалкивает.
— Граф, — спросил я с раздражением, — что вы там молча про меня хрюкнули?
— Да так, — ответил он мирно, — просто подумал, а что, мы в самом деле не можем ввести войска по просьбе канцлера или герцога?
Я ответил раздраженно:
— Какой дурак вам такое сказал?.. Конечно же, можем.
Он каркнул довольно:
— Ага!.. Так и думал. А что, если никто даже из них не обратится за помощью?
— Так не бывает, — разъяснил я, — всегда найдется кто-то. Но даже если бы не нашлось, что невероятно в нашем многовекторном мире, вступили бы в действие законы всеобщей гуманности, приоритеты человеческих ценностей над нечеловеческими, мультикорректность и полирантность…
Он спросил упавшим голосом:
