– Почему?
– Что - почему?
– Почему вы решили, что это не ваше?
– Я недостаточно большой садист для этого, - серьезно отозвался Алистан. - Психомеханика - необходимая в жизни, но очень скверная вещь. У вас есть опыт общения с механиком?
– Нет, - Игрис сглотнул.
– И не надо, - Алистан чуть улыбнулся. - Понимаю, к чему вы клоните, и отвечу сразу: да, мои занятия механикой помогли мне откорректировать собственную память без побочных эффектов.
– У меня еще один вопрос. Почему, как вы думаете, вы убили Алисию Жёлудь, а не подчистили память и ей? Ведь это помогло бы сохранить информацию в тайне, может быть, гораздо надежнее?
Алистан нахмурился.
– Вы правы. Единственное объяснение: эта информация каким-то образом была связана со всей ее жизнью. В моем случае - минус два часа, актуальная хронологическая коррекция, очень просто. Но если речь идет о многократном вмешательстве, да еще в давние слои памяти… Она сошла бы с ума либо превратилась бы в растение. Наверное, я решил, что убить будет проще… и гуманнее.
Он быстро опустил глаза. Женщина на фотографии улыбалась, держа поводок.
– Ничего, что я такой циничный, а, Игрис? В конце концов, теперь-то я сяду в тюрьму до конца моих дней, и мстительный дух этой бедняги обретет покой… Конечно, логичнее было бы прикончить заодно и себя. Но мне противна сама мысль о самоубийстве, извините.
– Вы применяли… Вы работали с ней как механик?
– Откуда мне знать? Скорее всего, да.
– Нет способа установить точно?
– Нет.
Алистан все еще смотрел на фотографию.
– Вы встречались с этой… с Каргой? - тихо спросил Игрис. - С глазу на глаз?
– Да.
– И вы не боялись? Если она маг, ей доступно Слово погибели номер пять, а также, возможно, и прочие номера?
Алистан взглянул с интересом:
– Не совсем так. У вас и у циркового гимнаста принципиально одинаково устроено тело. Вы можете сделать стойку на пальцах левой руки?
– Не могу, - признал Игрис.
– Так же и с магами. Старушка умеет манипулировать ничего не подозревающими обывателями. Она играла людьми, как в куклы - на свой особый живодерский манер. Со мной ни один ее финт не пройдет.
– Я читал материалы дела…
– Все тридцать томов?
– Нет. Только то, что мне под расписку выдал Певец. Я не понял, почему так сложно доказать магическое вмешательство?
– Потому что умная бабка использовала отраженную магию. У нее на дворе были вкопаны деревянные статуи, этакие столбы с неприятными лицами. По всем первичным протоколам исполнителями злой воли выходили они. Столбы-манипуляторы, представляете? Надо было ехать на болото, добывать истуканов, отслеживать эфирные образы бабкиных приказов, составлять новые протоколы и доказывать, что старуха была кукловодом, а истуканы - орудием…
Алистан помолчал. Мечтательно улыбнулся:
– Это очень интересное дело. Войдет во все учебники. Из него сделают серию «Под надежным крылом». Но, Игрис, какое это скверное, гадкое дело…
Он вдруг сник, будто внутри у него ослабла пружина.
– Наше с вами дело не лучше… Хотя и проще. Я спокойно вздохну, оказавшись на нарах. Честное слово.
– Ваша контора не сдастся без боя, - неожиданно для себя поделился Игрис. - Они постараются вас вытащить.
– После того как я признался?
– Вас объявят невменяемым. Или… может ли существовать такой манипулятор, говоря условно, супер-Карга, который заставил бы вас убить женщину - и откорректировать себе память?
На этот раз Алистан молчал очень долго.
– Нет, - сказал наконец. - Это полная ерунда, Игрис. Поверьте профессионалу.
***
Он вскочил в поезд за несколько секунд до отправления - в вагон второго класса и потом долго шел, иногда свободно, иногда протискиваясь, к своему месту. Поезд набирал ход, проплывая по мостам над медленными автомобильными потоками, мимо городских парков и отдаленных спальных районов; Игрис наконец-то добрался до мягкого кресла у окна, уселся и только тогда перезвонил Елене.
– Привет! Как дела?
Она сразу уловила напряжение в его голосе.
– Хорошо… Что у тебя?
– У меня командировка. Еду куда-то в глушь, когда вернусь, не знаю.
– Ну ничего себе, - тихо и как-то очень жалобно сказала Елена. - Отложить нельзя?
– Я уже в поезде.
– А…
Мягко покачивался вагон. Толстый мужчина в кресле напротив читал газету.
– Мне звонила Агата, - все так же тихо сказала жена. - Прямо сегодня с утра.
– Чего хотела? - Игрис сам поразился, как равнодушно прозвучал вопрос.
– У них продукты кончились. В смысле, у нас. Холодильник пустой.
– Так пусть купят!
– Игрис, ты с ними говорил? В смысле…
– Я не успел, - пробормотал он сквозь зубы. - Ты где сейчас? Дома?
– На работе…
– Хоть кота-то они покормят?
– Надеюсь… Слушай, что там за история с магом-убийцей? Ты-то к этому отношения не имеешь?
Поезд вырвался за городскую черту и прибавил ходу.
***
Ночью ему снилась избушка среди болот и покосившиеся деревянные столбы с человеческими лицами: один с лицом Алистана, другой с мордашкой Агаты, третий, самый большой, с мертвым скучным лицом Алисии Жёлудь. Игрис просыпался и засыпал опять, сон продолжался с незначительными вариациями, в шесть часов он поднялся и принял душ. Гостиничная вода пахла ржавчиной.
В восемь Игрис был уже в поселковой школе - до начала занятий оставалось три дня, в пустых коридорах стоял запах масляной краски.
– Вы следователь?
Его ждали. Еще вчера здесь стало известно, что случилось, и от взбудораженной школы кругами расходились вести по всему поселку.
– За что?! Нет, ну вы подумайте! Добрее, спокойнее человека, чем госпожа Алисия, я в жизни не встречала! Это такой ответственный, такой вежливый человек, такая хорошая женщина… Надеюсь, мага-убийцу посадят на всю жизнь в такую тюрьму, откуда никакой магией не вырваться!
Десять женщин разных лет кивали, соглашаясь со словами директрисы - привычно-громогласной пожилой дамы. На подоконниках в учительской рядами стояли кактусы, колючие и понурые, как вызванные для воспитательной беседы ученики.
– Я сочувствую вашему горю, - сказал Игрис. - Мне надо поговорить с кем-нибудь, кто хорошо знал госпожу Алисию. Остались у нее родственники?
Нет, родственников в поселке не осталось. Алисия Жёлудь приехала сюда двадцать лет назад вместе с отцом, человеком нелюдимым и очень пожилым. Он умер, не прожив в поселке и полугода. Бедная Алисия осталась одна, замуж так и не вышла. Ее семья - школьники, учителя; все ее любили, она отдавала себя работе и считала учеников своими детьми…
Она была святая, грустно подумал Игрис. Певец сказал бы, что удачней кандидатуры на роль жертвы не придумаешь. И был бы прав.
