Стараясь не испачкаться, Илья начал раздевать, закоченевшее тело. Всей одежды, оказалось, квадратная тряпка с дырой для головы и поясок. На веревочке болтался тощий кошель.
- Из каких такой будет? - задумчиво прогудел "Буслай", разглядывая, кое-как, не до конца разогнутый, труп. - Слышь, лекарь, говоришь, сам преставился? От заразы, или как?
- От болезни, - осторожно пояснил Илья.
- Зараза у него переходчивая?
Отвечай тут! Совратъ? А вдруг придет штатный судмедэксперт и примитивно объяснит трибуналу, что за болезнь у почившего. Тут ведь и так и эдак можно повернуть.
Тогда - сидеть не пересидеть. Да еще лжецом ославят. В компании чокнутого хохла оставаться не хотелось. А следователь-то как обрадуется. Не иначе, Илье государственную измену припаяет: от усекновения головы, до отправки в горячий цех - уголь под котлы таскать.
- Если долго рядом с ним жить, есть из одной посуды, спать в одной постели, - начал изворачиваться Донкович, - можно заболеть. Но это совсем не значит, что сразу наступит смерть. Сия хворь излечима.
- Не запутывайте следствие, проявленец, отвечайте на поставленный вопрос! - влез трибуналыцик в куцем пиджачке. - Назовите болезнь.
- Казеозная пневмония, - осторожно выговорил Илья и весь подобрался. Сейчас его могли приговорить к пожизненному заключению в карантине.
Но, обдуманное и взвешенное в цейтноте, признание повлекло за собой совершенно парадоксальные выводы судей:
- Болезнь пневмония общеизвестна, - категорично заявило "пенсне". - Для окружающих она не опасна. - А далее шел головоломный выверт: - Проявленец, объявивший себя врачом, считаю, нарочно запутывает следствие, чтобы и далее жить в условиях изолятора на полном государственном обеспечении.
- Ну, что пишем? Не переходчивая? - замечание чекиста купчик пропустил мимо ушей.
- Нет! - категорично рубанул ладонью воздух левый заседатель. - Мы тут столкнулись с актом прямого саботажа…
- Пошел чесать, - прогудел "Буслай". И - Илье: - Ты вижу человек неглупый, понимающий, может, даже. Скажи, если мы вас отпустим, заразу по слободе не понесете?
- Нет, - с облегчением заверил его Илья.
- На лицо также, - не унимался "чекист", - имеет место сговор одного из членов трибунала с подследственным.
- Этого писать не буду.
- Тогда считаю своим долгом донести о коллективном заговоре, имеющем своей целью…
Событие, оборвавшее речь чекиста не столько позабавило, сколько озадачило. Хотя, что такое скандал во властных структурах? Мог бы уже и притерпеться. В родном парламенте, - да и в неродных тоже, - случались выяснения при помощи мордобоя.
Что уж про Ад толковать!
Буслаевидный мужик с неожиданным проворством перепрыгнул низкий стол, крутнулся на каблуках и на краткое как дуновение смерти мгновение навис над чекистом, а далее, не размениваясь на политесы, со всей силушки влепил, означенному члену трибунала, солидного леща. Не рассчитанная на такие нагрузки комплекция легко порхнула над дальним концом стола и приземлилась у стены - Требую, записать…
- Щас я те пропишу. Только подойди поближе, - плотоядно улыбнулся купчик.
Ко всеобщему разочарованию продолжения полемики не последовало. Чекист нарочито долго со стонами поднимался, отряхивал одежду, охал и, наконец, с видом до глубины души оскорбленного достоинства занял свое место. Каждая клеточка комиссарского тела, каждая праведная морщинка вопила: "Вы - меня… да я - вас!
Ну, погодите! Не стану, не проголосую, не подпишу!" - Записал, - между тем, констатировал председатель. - "Проявленца неизвестной нации, незнамо как зовут, проявившегося девять дней назад, считать умершим своей смертью от непереходчивой болезни. Проявленцев: Илюшку Донкова и Харитошку Онипченка, явившихся в городе Дите, Алмазной слободе три и шесть дней назад, из карантину выпустить. Ренкакман…Тьфу! Штафирка, как написать-то?
Но "чекист", состроив брезгливую мину, отвернулся.
- Запишем: один идет младшим помощником в лекарню. Другой… куда другого? Эй, Харитошка, какое дело дома справлял?
- Надзор за общественным порядком. Старостой был, - елейно пропел харьковчанин.
- Эк куда хватил! До такой должности у нас трубить и трубить, - прогудел бас. - На общественные работы пойдешь.
- Протестую, - нарушил собственный бойкот чекист. - В лице товарища Онипченка мы имеем готового спеца по надзору за контингентом.
- Записал: направлен на общие работы. Будешь свою закорючку ставить? - обернулся председательствующий к вредному заседателю.
- Нет!
- И не надо. Пойдет при одном воздержавшемся - большинством голосов.
- Вы не имеете права!
- Имеем.
Были сборы не долги… Тряпочный кошелек, что совсем недавно болтался на запояске покойника, мелькнул в руках харьковчанина. Илья машинально охлопал свои карманы. Нож, зажигалка "Зиппо", - чем он интересно тут будет ее заправлять? - документы были на месте.
Процедура выпушения прошла в торжественном молчании. Каждому сунули квадратный талон /квиток, паспорт, папир/ с именем и печатью. В центре круга шла кривоватая надпись: "Слобода Алмазная". Удостоверение, значит, местной личности. Просто, как мычание.
На законный вопрос Ильи, где находится больница, исчерпывающе ответствовал бас:
- Дойдешь до реки. Там - рядом.
Харьковчанин спрашивать не стал, как только приоткрылась дверь, юркнул и был таков. Понятно - девять суток в каменном мешке, да еще в компании с сомнительными личностями. После демарша с ножом Илья и себя к таковым причислил.
Свобода встретила тусклым светом, пылью, лохмато припорошившей стены домов, да серой вереницей прохожих. Голодом, между прочим - тоже. С утра карантинников не кормили и, как найти пропитание, не сказали. Вообще никто ничего не разъяснил.
Возмутительно! Бардак в Аду! А если серьезно: для вас, г-н Донкович, проявление - факт, разумеется, из ряда вон выходящий, а для них - банальнейший. Каждому объяснять, что тут и как, язык сотрешь. Сами разбирайтесь в здешней жизни если оно - жизнь . Желательно, правда, в самом начале процесса не сдохнуть от недостатка информации.
Потоптавшись на месте и немного обыкнув к пространству, Илья двинулся по, мягко сбегавшей вниз, брусчатке. Река протекала где-то там, внизу. Не вверху же, откуда он третьего дни был приведен стражником байкерского вида. Кстати, возвращаться к месту проявления категорически не хотелось. Хотелось: есть, выпить, отмыться, почистить изрядно замурзанную одежду. Поспать, наконец, по-человечески.
К общему физическому дискомфорту прибавилась тревога: в карантине, как ни крути, присутствовала некая определенность, типа - прописки. Есть в паспорте штампик - иди мимо ментов, помахивая кейсом. Даже плюнуть можешь в их сторону, вроде случайно. Нет - изображай паиньку, иначе получишь по башке: "бомж, черномазый, морда жидовская, глиста интеллигентская…" - в зависимости от того, какой именно тип не нравится блюстителю порядка. Хотя, вот же в кармане - аусвайс с печатью. Прорвемся! Есть больница - а работа дурака всяко найдет.
