Несмотря на отличное самочувствие, жуткие предположения зародили беспокойство, почти панику. Я заметил подозрение, с которым дворецкий взирал на меня - он хмурился. Неужели это - реакция на простую, казалось бы, просьбу относительно приготовления стейка? Согласен: мясо с кровью не входит в число моих пристрастий, но удивляться-то так зачем? Однако Энтони и не удивился, а скорее просто-напросто насторожился.
-Может, шторы открыть? - ни с того ни с сего спросил он, окидывая меня изучающим взглядом. - Пусть солнечные лучи осветят комнату.
-Нет, спасибо. Мне хватает огня.
Складки меж бровями старика стали жестче, будто ответ вызвал более сильное подозрение. Его глаза сузились в щелки, внимательно рассматривая меня. В чем же он намеревался меня уличить, в чем подозревал?
-Как вы себя чувствуете? - осведомился вдруг Энтони с едва уловимой опаской в голосе. - Одеревенения не ощущаете?
Какие странные, несогласованные друг с другом фразы! Какой пытливый тон и недоверчивый взгляд! Я, похоже, перестал его понимать. Заботливый Энтони не был на себя похож. Что с ним случилось? Какая муха его укусила? Он говорил и действовал с нарочитой осторожностью, будто собирался вывести преступника на чистую воду. Вероятно, невзирая на отрицание нападения, дворецкий усмотрел во мне нечто, чего я сам пока не заметил. Что ж, быть может, не только он сегодня изменился, но и я!
-Я превосходно себя чувствую, - слегка нервничая, ответил я. - Долго мне еще придется ждать свой завтрак?
-Уже иду, - буркнул дворецкий и мигом скрылся на кухне.
Вероятно, он обиделся. Думаю, следовало говорить с дворецким более спокойно и вежливо, уважая его старость. Энтони и в прежние времена проявлял чудаковатость, например: настаивал на том, чтобы я не выходил из своей комнаты по ночам, и даже повесил на дверь моей спальни огромное зеркало, которое, якобы, отпугнет всякую нечисть и не пустит зло внутрь комнаты. Особо строжайшую форму этот запрет приобретал дважды в году: ночь с 21-го на 22-е ноября и следующую, после моего дня рождения. В это время я всегда слышал шаги в коридоре, но ни разу не решился выглянуть и тихонько сидел в спальне. Даже когда повзрослел и страшилки старого дворецкого о нечистой силе перестали меня пугать, я всё равно не выходил из комнаты после наступления темноты. Привычка - сильная вещь! Интересно, сегодня по коридору кто-нибудь будет бродить?
-Ваш завтрак, сэр, - сухо произнес Энтони, вручая мне тарелку. Он всё еще хмурился.
-Спасибо. Можешь быть свободен.
Но он не отходил, сверля меня подозрительным взглядом. Однако это уже не имело значения, когда я увидел стейк. На тарелке лежал невыносимо аппетитный кусок мяса, источавший дивный аромат, который я с блаженством втянул (как собака?), и чувство голода усилилось стократно. Больше не в силах владеть собой, я схватил стейк и с жадностью, присущей разве только дикому зверю, вонзил в него зубы. Прямо как волк - в мою руку. Мясо было сочным, нежным, чуть пресноватым - то, что надо. Я даже глаза закрыл от удовольствия - никогда прежде поглощение еды не казалось мне столь приятным занятием.
-Гм, - произнес Энтони, и я покосился на него. - Я думал, что вам понадобятся приборы. - Вид у дворецкого был немного растерянный: очевидно, его шокировало мое поведение. Он сжимал в руке нож и вилку.
-М-м-м... - Я отрицательно покачал головой, не в состоянии вымолвить ни слова. Я был занят тем, что прожевывал самый восхитительный завтрак, который только можно себе представить.
-Ваш отец никогда не забывал о манерах, - обескуражено пролепетал дворецкий, то ли укоряя, то ли просто удивляясь.
-Я не отец. - Я осилил первый кусок, и теперь мне не терпелось приняться за второй. - А ты не будь занудой. Почему бы не пренебречь правилами хорошего тона, если никто не видит? Мясо настолько шикарно, что я не желаю тратить время, разрезая его на маленькие частички.
Покончив с разъяснениями, я вернулся к поеданию дивного стейка. Кровь не только не портила вкусовые качества, а наоборот, кажется, участвовала в блюде как приправа, подчеркивающая и определяющая нежность и аромат мяса.
"Можно было его вообще не жарить", - вдруг подумалось мне.
Кто бы предположил, что мясо, не подвергнутое тепловой обработке, окажется приятнее и вкуснее хрустящей корочки? Я наслаждался стейком и даже забыл об исполинском волке, который мог передать инфекцию, в свою очередь которая (именно она!) в этот момент заставляет меня поедать почти сырое мясо.
Позавтракав, я ощутил прилив бодрости, энергии и сил. Возникло желание свернуть горы, но поскольку их не было в наличии, я решил применить себя в чем-то другом, более реалистичном, как например перестановка мебели в особняке. Бедняга Энтони за голову схватился, увидев, что хозяин двигает вещи с прежних мест на новые. Дворецкий не высказал возражений лишь потому, что не привык перечить. Правда, он пытался меня отвлечь, докладывая о поступивших на мой адрес телефонных звонках.
-Маргарет и Конрад поздравляют вас.
-Ох, так она не забыла! - Я волочил кресло, чтобы поставить его к противоположной стене в гостиной.
-Вы поговорите с ней?
-Не сегодня. - Я уже шел прямиком в столовую, надеясь, что та нуждается в переменах.
Спустя пару часов дворецкий возобновил диалог, правда, по другому поводу. Обо мне спрашивал студенческий друг.
-Ты сказал ему, что я занят?
-Да, но он настаивает на встрече.
-Он что, здесь? - Я даже отвлекся от пересмотра старых родительских вещей. Я не подозревал, что парень, живущий в Чикаго менее полугода, знает мой адрес. К тому же не очень-то вежливо являться без приглашения.
-Конечно, нет. Мистер Веллинг надеялся увидеть вас на работе.
-Я взял выходной, - соврал я без зазрения совести. Завтра объяснюсь с начальством, и если хотят, пусть увольняют. Без дела не останусь - займусь бизнесом покойного отца. А когда разведу достаточное поголовье скота, мяса будет вдоволь. Вкусное сочное мясо с кровью! При мысли о еде вновь проснулся голод, но в этот момент я обнаружил портрет.
Здесь были изображены прежние владельцы поместья, мои родители. Вероятно, при написании картины художник не жалел ни времени, ни сил - супруги выглядели как живые. Графиня сидела в кресле, а её муж стоял рядом, накрыв ладонью её плечо. Когда я смахнул пыль с поверхности картины, краски заиграли еще ярче, и в глаза мне бросилось невероятное сходство (о котором я был наслышан) с отцом. Я был не его копией, как брат-близнец или клон, зато унаследовал отцовские черты.
Моя мать, в отличие от сурового супруга, улыбалась уголками губ, кроваво-красный цвет которых резко контрастировал с чересчур бледным лицом, лишенным даже легкого румянца. Её угольно-черные глаза блестели в обрамлении густых длинных ресниц, почти достигавших идеального изгиба бровей. Прямые гладкие волосы цвета эбенового дерева казались матовыми и ложились на белоснежные плечи. Бледность кожи подчеркивалась чернотой убранства: декольтированное платье, сетчатые перчатки и узенькая лента на шее, украшенная несколькими жемчужинами. Не знаю, как это было двадцать лет назад, но сейчас таких людей называют готами.
