Кротости мне такой график не прибавлял, и я всерьез опасалась, что сорвусь на очередное "задержитесь, есть срочный пациент" главврача, и тогда уже работа кондуктора перестанет быть чисто умозримой фантазией.
И вот, наконец, после очередного ночного дежурства и утреннего обхода я с внутренним напряжением ждала гласа Олега Николаевича, предлагающего мне в очередной раз остаться или кого-то заменить. Но Главный лишь мазнул по мне взглядом, пробурчал что-то и пошел дальше. И я, не веря своему счастью, полетела поскорее на выход, чтобы не дай Боги, он не передумал.
И, конечно, стоило мне только дойти до выхода, как по громкой связи объявили "Богуславская Марина Станиславовна, вас ждут в кабинете главврача".
Демон! Демон! Демон!
Я шипела и ругалась, поднимаясь обратно, так, что встречные пациенты и коллеги шарахались и провожали меня удивленными взглядами. Перед дверью главного я выдохнула, постучала и вошла.
— Олег Николаевич, что случилось?
Главврач поманил меня к себе.
— Садитесь, Марина Станиславовна. Я тут задумался — а сколько вы у нас работаете уже?
От злости мне хотелось долбануть его по голове стулом, кончики пальцев и затылок стали покалывать. Я почти при смерти, а он поболтать решил? Посмотреть в личном деле, сколько я работаю — слишком трудная задача?
— Два года уже, Олег Николаевич, — отчеканила я и выжидающе посмотрела на него.
— Два года, — протянул он. — И хорошо ведь работаете, Марина Станиславовна.
Я упорно молчала, потому что очень боялась сорваться. Работа кондуктором при ближайшем рассмотрении вдруг потеряла свою привлекательность. Поэтому нужно спокойно выслушать этого поганца и бежать.
— Так вот решил я отправить вас учиться на хирурга, моя дорогая. Все задатки у вас есть, практика есть, так что пройдете ускоренный курс и вернетесь к нам уже врачом. Ну как вам идея? — и он самодовольно подкрутил усы.
Я аж дышать перестала, настолько это было неожиданно.
— А как же работа? — вся злость куда-то испарилась.
— Учиться будете по утрам, работать во вторую смену. На полную ставку не получится, но зато будет стипендия. Согласны?
— А с чего такая щедрость, Олег Николаевич? — первый шок испарился, и я снова вернулась к своему обычному скептицизму. — И почему я?
Главный постучал ручкой по столу и начал объяснять, уже без официальщины.
— У нас текучка, Марина, сама видишь, какая. Врач только опыта наберется — и в столицу, или частную какую клинику. А так я тебя учиться отправлю, а ты мне после этого по контракту пять лет отработаешь, без права ухода. Не боись, с хорошей зарплатой. Зато и тебе прибыль, и мне не надо думать, что завтра очередной врач мне заявление на стол положит. Да и не одной тебе я предлагаю учиться, человек десять со всего госпиталя пойдут.
Я задумалась. В принципе, терять мне нечего, а возможность получить профессию хирурга — моя несбывшаяся из-за отсутствия денег мечта. С другой стороны, терпеть не могу обязаловку, все равно этот договор — узаконенная форма долгового рабства. И на начальство лишний раз не гаркнешь, и не уволишься, когда припрет совсем.
— И когда надо ответ дать?
— Да вот сегодня надо мне уже документы подать, Марина. Так что походи, подумай и возвращайся. Даю два часа. Учеба начинается через месяц, но списки формируются до конца недели. И чтоб без согласия не возвращалась!
Я вышла из кабинета немного ошеломленная. Походила. Вышла на улицу, покурила. Зашла обратно, решив, что раз уже не надо убегать, приму душ и переоденусь. Сон как рукой сняло, зато заурчало в желудке, и я пошла завтракать в кафе напротив, ругая себя за трату денег. Впрочем, ругала не сильно, ради такой новости я могла себе это позволить.
Через два часа я подписала у главного заявление о согласии на обучение за счет госпиталя, и застряла у юриста, оформляя договор. Там уже сидело несколько моих коллег, тоже продавшихся в рабство ради диплома врача. Но унылыми они не выглядели, наоборот, все чувствовали какое-то радостное возбуждение.
А еще через полчаса нам сообщили о случившемся на Севере, и о том, что вечером мы выдвигаемся в Великую Лесовину, на помощь местным медикам. И домой я, конечно, так и не попала. Пришлось спешно помогать упаковывать перевязочные и фиксирующие материалы, переносную аппаратуру и диагностические карты. В госпитале оставалась половина состава, и мы смотрели друг на друга с паникой — они потому что понимали, что работать придется в два раза больше, а мы потому что не знали, чего нам там ждать.
И когда я, наконец, добралась до сестринской, чтобы урвать несколько часов сна, меня можно было уже выжимать. Оттого-то я и не удивилась, услышав окликнувший меня хриплый голос. Мне кажется, даже если б передо мной явился весь пантеон богов во главе с Триединым, я бы и тогда не отреагировала.
— Марина, — он стоял у входа в хирургию, опираясь на свою трость, и спокойно ждал, пока я подойду. И кто его, интересно, пустил на этаж? Потом я вспомнила про аппаратуру в педиатрию и поняла, что его теперь и в операционную запустят, если его светлость изъявит желание.
— Лорд, — я подошла к нему, — что-то случилось?
Вблизи я разглядела и синяки под глазами, и общую его какую-то помятость и лохматость.
— Вы слышали про Великую Лесовину? — ответил он вопросом на вопрос, почему-то внимательно разглядывая меня.
— Не только слышала, нас туда отправляют на помощь. Не понимаю, как такое могло произойти. Будто земля сошла с ума.
— Я так и подумал, что вы уедете туда. Поэтому захотел увидеть вас до отъезда. Вы не против?
— На самом деле я направлялась поспать, — честно ответила я. — Я опять с суток, и ноги меня не держат.
Он на мгновение прикрыл глаза, словно от усталости, и я добавила: — И, по-моему, выспаться нужно не мне одной.
— Что, паршиво выгляжу? — его хрипловатый голос снова начал задевать за какие-то струнки у меня в груди.
— Как будто вас жевала корова, — кивнула я. — Но не переживайте, я наверняка выгляжу так, будто меня жевало целое стадо.
Люк криво улыбнулся, наклонился ко мне так близко, что еще немного — и он коснулся бы губами моего уха, и своим невозможным голосом произнес:
— Вы выглядите, как после ночи любви, Марина. Затуманенный взгляд, растрепанные волосы, блуждающая мечтательная улыбка…
— Улыбка? Вам показалось, милорд. Я никогда не улыбаюсь, — со всей серьезностью заявила я, не понимая, почему я вообще еще с ним разговариваю. "Флиртуешь, Марина, ты с ним флиртуешь, — разъяснил ехидно внутренний голос. — Мягчеешь, подруга, еще немного, и слюнями его обкапаешь".
