Иоллар без труда поднял на руки легкое хрупкое тело, прижал к груди безвольно болтающуюся голову. Ногой открыл дверь в ее спальню и придерживая Галлу одной рукой, второй сдернул с кровати цветастое покрывало вместе с разложенными на нем книгами и одеждой. Уложил, накрыл одеялом. Что еще? Пусть не обладает он способностями магистра Пилаг, но хоть что-то ведь он может!
Накормить!
А как? Готовой еды в доме нет — вчерашний суп со злорадством доел сам, где-то за час до ее прихода, намеренно выплеснув остатки в помои. Но сейчас проблема даже не в этом, а в том, что в нынешнем своем состоянии девушка вряд ли способна будет поесть, в лучшем случае удалось бы ее напоить. Настойка! Лайс говорил что-то о настойке, которая должна была помочь.
— Галла, очнись! Очнись, пожалуйста!
Только тихий короткий вздох. "Она ведь так и умереть может", — с ужасом осознал эльф, прежде чем впопыхах кинуться обшаривать ее комнату на предмет обнаружения чудодейственного лекарства. Ничего. Только книги, тетради, отдельные исписанные беглым почерком листы. Две баночки с кремом. В привлекшем было внимание пузырьке духи. Зачем ей духи, если она ими не пользуется? А в шкафу — платья. И в платье он тоже ее не видел. А вот настойки нет. Может на кухне?
Зажег, наверное, все имеющиеся в доме свечи, обыскал все комнаты — ничего похожего. В комнате Лайса обнаружилось мерзко пахнущее пойло, что-то отдаленно напоминающее коньяк. Дать ей глоток? А если станет только хуже?
Вернувшись на кухню, наткнулся взглядом на стоящую в углу корзину с яйцами, и неожиданно для себя вспомнил, чем откармливали ослабевших после длительной болезни детей в приюте на Каэлере. Отыскал в шкафу широкую чашку, аккуратно отделил желтки, смешал их с сахаром. Подумав немного, влил в смесь и белки — не помешает.
Она дышала. Слабо, едва слышно, но все же дышала.
— Галла!
На то, что она услышит, он не рассчитывал, и отшатнулся, увидев, как распахнулись испуганно ее глаза.
— Все хорошо, — он как можно мягче отстранил ее протестующее поднятую руку. — Надо выпить это, тебе станет легче.
Пересохшие губы слабо искривились в исполненной жесткого сарказма усмешке.
— Поверь мне…
И осекся. Нет у нее причин ему верить. Ни одной.
Ну и пусть! Просто навалился на слабо сопротивляющуюся девушку, силой разжал стиснутые зубы, влил в рот немного сладкой тягучей смеси и тут же зажал ей нос. Проглотила. Закашлялась.
— Поняла? Теперь пей!
Она пила медленно, делая небольшие судорожные глотки. А после откинулась на подушки, прикрыв глаза — наверное, не столько от усталости, сколько для того, чтобы не смотреть не него.
— Отдохни.
В кухонном шкафу он отыскал крупу, снова спустившись в погреб обнаружил недалеко от того места где она лежала мисочку с мясом.
Мясо обжарил, как сумел. Сварил жидковатую вязкую кашу.
Когда зашел опять в ее комнату, девушка лежала, вперив взгляд в потолок, ничем не выдав, что услышала его шаги или скрип открывающейся двери.
— Тебе лучше?
Нет ответа.
— Тебе нужно поесть.
Подхватив подмышки, усадил ее на постели, подложив под спину подушку.
— Так нормально?
И тут же со злостью спросил себя, чего он ждет. Благодарности?
Тарелку с кашей и мелко нарезанным мясом поставил ей на колени и вышел из комнаты, чтоб не смущать.
Присел на диван, обхватил руками отяжелевшую голову. Идиот! Все, абсолютно все испортил из-за своей тупости! И на кого он накинулся со своими нелепыми подозрениями — на девочку, почти ребенка! Сколько ей? Двадцать шесть — двадцать семь? Для эльфов — это считай что детство. Для некоторых людей, оказывается, тоже.
Звон бьющегося стекла вывел его из раздумий. Тарелка. Гордая девчонка психанула и швырнула ее на пол — не нужны мне, мол, твои подачки. И что теперь делать? Накормить-то ведь нужно! Накормить, убедиться, что она в порядке и, не дожидаясь утра, ехать в Паленку. Расскажет Диверу все, что сумел узнать, расскажет убедительно, отметая всякие подозрения. А потом вернется на Эльмар — там ему самое место. А Лайсу Галла сама все объяснит, после такого кард о нем сожалеть не станет.
Не самое лучшее, но все-таки принятое решение словно сняло часть груза с души. Сейчас только накормит эту упрямицу. И кровь. Нужно взять ее кровь — пусть Хранитель проверит все свои домыслы и отцепится от Лайса и этой несчастной дерганой девчонки, в которой только законченный параноик узрит опасность для Великого Круга всесильных драконов.
Чтобы снова не пугать Галлу видом меча, взял с кухни коротенький ножичек и завернул его в найденный в ее спальне платок. Толкнул дверь и остановился на пороге спальни. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что произошло на самом деле: ничего она не швыряла. Тарелка просто выскользнула из обессиленных рук, съехала по одеялу и упала на пол. А сама девушка закрыв лицо ладонями, сидела все так же и тихо, почти беззвучно плакала.
Он неуверенно подошел к ней, осторожно коснулся вздрагивающего плеча.
— Не плачь, не надо. Я сейчас все уберу и принесу еще.
Насыпав новую порцию, рисковать не стал:
— Не сердись, но будет лучше, если я сам тебя покормлю.
Обернутый платком нож положил на столик у ее постели. Успеется…
* * *
Безумие. Весь этот день — одно сплошное безумие.
Сначала эта перепалка во дворе. Обменялись, как говорит Лайс, любезностями.
А потом этот чокнутый эльф запер меня в погребе! Зачем? Почему? Все выспрашивал, во что это я втравила его дружка. Это, принц, еще разобраться нужно, кто кого и во что втравил! Придурок!
А я и сама хороша! Почему бы просто не стукнуть его чем-нибудь тяжелым по тупой остроухой башке, пока их владетельство мирно почивает, усевшись на пол у моей кровати, откинув на одеяло безмозглую голову и вытянув почти на всю ширину комнатки свои длинючие ноги. Ну и что с того, что он меня тут поил, кормил, выхаживал? А из-за кого, скажите, я оказалась в таком состоянии?
Нет уж, сегодня так и быть, пусть живет, а завтра вернется Лайс, и я прямым текстом ему заявлю: пусть выбирает — или я, или дружок его прибацнутый! Надо же было придумать такое — жизнь я Эн-Ферро порчу! А я ли? Всего два дня как этот орко-эльф у нас поселился, а Лайс словно сам не свой: вроде бы и старается вести себя как обычно, но нет-нет и промелькнет в глазах у него что-то чуждое. Тоска какая-то, грусть безысходная и… Не знаю еще что, но что-то такое, что неугомонному карду ну никак не свойственно — я-то ведь его уже неплохо знаю. А этот…
Я уже в который раз взглянула на спящего эльфа. В сотый, как минимум. Смотрю и смотрю, все жду, когда в душе проснется лютая ненависть и негасимая злоба, а получается только наоборот. Проснувшись, еще хотела прибить мучителя, даже за канделябром с догорающими свечами потянулась и раздумывала еще: в лоб лучше бить или в висок, чтобы наверняка. А этот гад возьми и заворочайся во сне, и губами еще причмокнул, совсем как ребенок — тут я руку и опустила. Не был он спящий похож ни на оскорблявшего меня вчера грубияна, ни на державшего в подполье изверга. Эльф, как эльф. И лицо не ехидное, не злобное, нормальное лицо. Может это от того, что глазища его колючие сейчас закрыты, а проснется, зыркнет снова… Хотя с вечера уже он на меня по другому смотрел: грустно так, виновато…
