Откуда?!
Шут сбился с шагу и замер на пару мгновений. Разом стало трудно дышать, и даже драгоценная ноша на спине словно потяжелела в сотни раз.
— Пат? — взволнованно окликнул его Май, заметив, что друг остановился. — В чем дело? Тебе нехорошо? Устал, да? Давай я помогу! Мой черед теперь.
Шут слышал его как сквозь толщу воды.
Виртуоз и его артисты как живые вновь возникли перед глазами. Обрывки прошлого… радостного и не очень… порой сурового, но всегда такого интересного.
"Боги! Неужели… неужели это о н все сделал? Этот проклятый ведьмак-кукловод? Эта жаба на троне?!"
Май уже подскочил к Шуту и помог ничего не понимающей, и впрямь до того дремавшей Элее спуститься.
— Я дальше сама, — решительно сказала она скрипачу. — Я довольно отдохнула, — и обернулась к Шуту. — Патрик, что с тобой?! Ты что-то плохое почувствовал? Опасность?
Шут быстро замотал головой. Он пытался взять себя в руки, пойти дальше… но вместо этого вдруг стиснул лицо ладонями и медленно по стеночке сполз на ступеньки.
Фей…
У нее были короткие русые волосы колечками — издалека и не разглядишь девушка это или еще один паренек в трио акробатов… А руки — почти такие же сильные, как у Дейры. Фей любила защекотать Шута до икоты. Словно девочка, каталась с ним по траве, хохоча и уворачиваясь от цепких мальчишеских пальцев. А Шут в этой странной игре, подобно зверенышу, учился той особой ловкости, какую не смогут дать даже самые хорошие упражнения. После усталые, мокрые и счастливые, они валялись на смятой траве, смотрели в небо и говорили о разных вещах, одинаково интересных им обоим.
Потом приходили женщины и забирали Фей, чтобы готовить ужин. А Шут с Дейрой или братьями-жонглерами собирал ветки и сучья для костра.
Вечерние часы всегда были самыми удивительными — время волшебных историй и песен. Арна доставала маленькую арфу и тихо перебирала струны. Иногда ей подыгрывал Шут на свирельке, но чаще сам Виртуоз — на старой лютне, которая уже совсем облупилась местами, однако звучала так чисто…
В канун той страшной ночи Ларс тоже долго сидел у костра и пел разные баллады. Малышка Тинне так и уснула возле его колен, и позже Шут сам отнес ее в фургон. А Вейка шла следом — тоненькая, хрупкая, во всем похожая на мать, только гораздо красивей, как тогда ему казалось… Ее длинные темные волосы, завиваясь, падали на плечи, перевязанные таким же цветным платком, какие нравились Дале. А глаза! Ох и глазищи были у этой девчонки! Почти черные, большие, туманные… Шут знал, что мать передает Вейке свои странные знания, свое умение читать будущее по ладоням людей…
Сам он в ту пору тоже был не лишен тех способностей, которыми обычно боги награждают видящих. Тогда Шут еще умел смотреть на мир п о — д р у г о м у.
Тогда еще умел… не смотря на все старания Далы отучить его пользоваться Даром.
После пожара — все забыл. И если бы не Нар…
— Я в порядке, — сказал он, отнимая руки от лица. — Все хорошо… Это лишь прошлое… — и вздохнул. — Идем. Нам надо идти.
Май некоторое время смотрел на Шута с подозрением, потом неодобрительно качнул головой, но спрашивать ничего не стал. Перехватил факел половчей и зашагал вверх. Элея — следом, время от времени оборачиваясь и бросая на Шута исполненные беспокойства взгляды.
Он ничего не стал им говорить. Не сейчас. Ему сначала самому нужно было до конца осознать связь прошлого и настоящего.
По всему выходило, что Волен знал Шута еще мальчишкой. Знал, следил за ним и искал способы устранить со своего пути… Почему? Почему уже тогда? Тогда еще не было Руальда… Не было господина Патрика. Только мальчик Шут из бродячего балагана, никому не нужный найденыш без имени и корней.
Или на самом деле вовсе не он был нужен магистру? Может быть, сам Виртуоз? Дала?
Нет… все глупо. Все не то!
Понимание ускользало. А вот чувство гнева, обиды, желание отомстить… они захлестывали с головой. Шут едва мог продолжать движение наверх — до такой степени ему хотелось вернуться и своими собственными руками придушить Волена.
Он понимал, что все равно не сможет так поступить. Но мысленно уже видел врага едва ли не растерзанным на части. Шут почти не сомневался — именно Волен повинен в гибели его семьи и друзей. Он, конечно, допускал мысль, что магистр всего лишь спровоцировал приступ воспоминаний… любых, какие окажутся наиболее разрушительны для противника. Но чутье подсказывало ему иное…
Нападение на артистов было так неожиданно, так… неправильно. В старом лесу, где они разбили лагерь, никогда не водились разбойники. И после Шут не слышал о других случаях грабежей в том уделе. Настолько жестоких случаях… настолько бессмысленных. Да, у Виртуоза водилось золотишко в сундуке, но не так уж много. Не настолько много, чтобы ради десятка монет убивать целую труппу… Всем известно — бродячие артисты живут одним днем. Деньги они тратят на бесполезный для обычных людей реквизит, да постоянное поддержание в целости своих фургонов, которые ох как затратны на самом-то деле…
Зачем же?
Зачем бандитам понадобилось так безжалостно крушить чужие жизни? И куда потом делись эти люди? Бесследно…
Шут не знал. Он не понимал!
А ступеньки все не кончались… Хотя наверху едва заметный утренний свет уже начал просачиваться сквозь узкие окна.
Вдруг обернулась Элея. И вздрогнула — Шут отчетливо увидел это, хотя больше находился в себе, чем смотрел по сторонам.
— Пат… — едва слышно проговорила она, — что с тобой, милый? Не тебе совсем лица нет…
Шут привычно хотел отговориться, мол, все хорошо… И не смог. Потому что на самом деле ему было так плохо, как не случалось уже очень давно. Ненависть подступала к самому горлу и давила, давила…
Он отвернулся, боясь задеть любимую хоть каплей этой скверны.
— Пат…
Шут вздохнул и взял Элею за теплую ладонь. Ступени были достаточно широки, чтобы подниматься вдвоем.
— Волен убил мою семью, — ему трудно оказалось вытолкнуть эти слова… — Помнишь, я рассказывал тебе, как страшно погибли люди, которые взяли меня на воспитание? — Элея кивнула, не сводя с него широко распахнутых глаз. — Понимаешь… я только сейчас догадался… Верней… начинаю догадываться. Волен, похоже, знал меня еще ребенком. Не представляю, откуда и почему. И не представляю, зачем… зачем ему понадобилось уничтожать все то, что было мне так дорого. Вот только я почти уверен, это именно Волену обязан тем, что… второй раз лишился всех близких.
Элея крепко стиснула его пальцы. Она все понимала. И никакие слова тут не требовались. А в башне становилось все светлей — выход близился, утро настало.
