Во второй зале, где произошел неудобный разговор с Андрой, происходило что-то праздничное и торжественное. Но не было настроения сливаться с этой сияющей толпой, радовавшейся долгожданной встрече. Не было ощущения, что я часть этой совершенной массы. Очнувшись от оцепенения, я попытался найти знакомых, но безуспешно. Лишь Кларисс, скинув пелену печали, кружилась в центре внимания.
Запоздало, будто нечаянно вспомнив обо мне, она представила меня гостям, как коллегу и видока первой ступени. Это и стало пусковым механизмом, позволившим ланитам подойти, представиться и предупредить, что вскоре мы увидимся для обсуждения различных важных заказов. Арханцель, Тальцуса, Ахельцеса и Императора я больше не видел.
Необыкновенная скука наползла на меня, исторгая из этого дома. Как не пытался, не было во мне ни сил не желания веселиться и улыбаться вместе с ними. Ни с кем не прощаясь, я ушел с праздника. Одна из телохранительниц Императора, статуей замерла в центре холла. Лишь ей я шутливо махнул рукой на прощание.
На Зальцестер мягко надвигалось утро, делая небо прозрачным, а воздух прохладным и влажным. Укутавшись в теплый плащ, сшитый в Баэндаре, я брел к зданию резиденции Гильдии видящих. Никогда улицы города не бывают такими пустынными, как в предрассветные часы. Становящиеся практически незаметными на светлеющем небе, защитные купола накрывали здания по сторонам. Еще ни разу я не наблюдал результат проникновения. Как они сработают? Будет ли шуметь сигнализация, сверкать что-нибудь? Или же последствие будет магическим и непредсказуемым?
Подходя к зданию резиденции, я размышлял о пустующих ночами административных зданиях. Никакой охраны! Для Москвы это было немыслимо.
Остановившись перед ажурной вязью ворот, я подумал о необходимости купить свое жилье. Но это потом, когда отправлю дайверов домой… Когда буду знать точно, что этот мир теперь — мой дом.
Зайдя в комнату, я устало повалился на кровать. Не было четких мыслей и желаний.
Будто дышащий мешок картошки я просто лежал, наблюдая тени на потолке. Здесь не было машин, способных нарушить ночную тишину. В этом районе редко встречались хмельные компании. Если бы в подвале запищала мышь, я бы услышал ее. Иногда посещали мысли, что я оглох. Приходилось вслушиваться в собственное дыхание, чтобы успокоиться. Зевнув, я повернулся на бок и спихнул ногами обувь. А есть ли тут мыши?
Нет, я не боюсь грызунов. Напротив, я их очень уважаю. Воспоминание о них второй или третий раз всплыло в памяти не просто так. Я напряг слух, приподнимаясь.
Единственное в себе, чему я верил всегда безоговорочно — это интуиция. И сейчас она шептала топотом маленьких ножек где-то в здании. Сев на кровати, я стал вслушиваться. Иногда бывает так: в глухой темноте начинают мерещиться звуки, пугая и волнуя натянутую струной психику. Маленькие дети начинают плакать и бегут в родительскую постель, куда нет ходу никаким страхам. А что делать взрослым мужикам, ночующим в абсолютном одиночестве в невообразимых для стесненных жилищными условиями москвичей хоромах? Курить… Нет, нечего у них тут курить… Тогда пить. Горячего крепкого чаю…
Стараясь делать как можно больше шума, я поднялся и наклонился к обуви.
Становившийся очевидным страх накатывал волнами. Даже стыдно за него уже не было.
Хотелось выйти в большое освещенное пространство и попить горячего чаю. Включить телевизор, в конце концов… Я усмехнулся, хотя было совершенно не смешно.
Поднялся, направляясь к двери и замер на середине комнаты, снова прислушиваясь.
Ощущение, что в соседней комнате работал неисправный телевизор, не покидало меня.
Мелкий какой-то, неуловимый практически шум исходил из-за двери. Будто тысячи подкованных блох прогулочным шагом направлялось сюда. К моей двери. Резко захотелось в туалет…
Вернувшись назад, я распахнул окно. Присел на подоконник. Свобода за спиной успокаивала. Возможность бегства придавала уверенности. Не зная, верить ли своему слуху и разыгравшемуся воображению, я всматривался в дверь. Подавив желание подобрать с пола ноги, я задерживал дыхание и пытался услышать то, чего, возможно, не существовало в природе. Через полминуты я непроизвольно вздрогнул и, все же, поднял ноги. Если это будет мышь, я убью ее самым жестоким способом… В дверь что-то заскреблось. Табун мышей…
Я обернулся на улицу. Белокаменный козырек над входной дверью должен был выдержать. Даже если не выдержит — не так высоко падать. Не привыкать. Кто не прыгал в юношестве с крыши подъезда? Успокоившись совершенно реальным перспективам бегства, я наблюдал за дверью.
Они бы пищали… Мыши, ведь, пищат? А эти зверьки клацали как крабы клешнями и постукивали о дверь, будто лапки их были в железных варежках. Через пару секунд в нижней части двери по всей ширине зияла дыра. Не имея больше ни желания, ни смелости всматриваться в скушавших за несколько секунд низ моей двери существ, я перекинул ноги на улицу. Повиснув на руках, я оттолкнулся и с колючей болью в щиколотках приземлился на козырек, уверенно выдержавший. Проскользив метр вниз, снова прыгнул и завыл, падая на колени.
— Черт… — Вырвалось от злости на самого себя. Подвернуть щиколотку было привычной ерундой, но почему обязательно сейчас? Прихрамывая и морщась от боли, я побежал к башне летунов.
«К псионикам, к Тальцусу» — стучало в голове. Что это и откуда оно взялось, было сейчас абсолютно безразлично. Больше волновал факт прихрамывания. Я оборачивался ежеминутно, ожидая увидеть погоню на маленьких клацающих ножках.
Башня летунов стояла в конце улицы перпендикулярной той, в начале которой размещалась резиденция. Потихоньку просыпающийся город высовывался, зевая, из окон. На улице практически рассвело. Обернувшись в очередной раз, я увидел «это».
Благо, до Катькиного зрения мне было далеко, иначе ноги подкосились бы сразу. В метрах шестидесяти, стуча по каменной мостовой четырьмя острыми хитиновыми лапками, бежали некие… членистоногие? С ладонь каждое, существа были слишком далеко для детального рассмотрения. А желания остановится, чтобы рассмотреть внимательнее, как-то не возникало. Пытаясь ускориться, я уже добежал до середины улочки с башней, когда из примыкавшего переулка краем глаза увидел огненную вспышку. Инстинктивно падая на дорогу, я покатился вперед. Будто в замедленной съемке увидел огромный, с полметра в диаметре огненный шар — настоящее миниатюрное солнце, пронесшееся мимо. С шипением оно разбилось о влажную каменную стену. Сверху завизжали, выводя меня из оцепенения. Поднявшись на четвереньки, я взял низкий усталый старт. Попытался сопоставить свое дыхание с возможностью бежать дальше. Будто ватные, ноги отказывались держать. В полусотне метров можно было рассмотреть пару десятков остроногих, будто свернутых из черной бумаги, существ.
