Затаив дыхание, боясь сделать лишний вдох, Эрувэ и Аэлухель наблюдали за Эйладаром. Прошло уже так много веков со времён смерти его жены, но скорбь до сих пор тяжёлым камнем давила на его плечи. Аура горя и утраты расходилась от фигуры короля, словно королева умерла вчера, и он упал перед ней на колени, пряча лицо на каменном ложе саркофага.
Единственное существо, которое он когда-либо любил — сколько бы времени ни прошло, а скорбь и печаль будут отравлять его словно впервые. Никто и никогда не сможет заменить его прекрасную Эльвэ, и безумие тоски лишь сильнее и сильнее затягивает его в свои силки. Эрувэ и Аэлухель, ставшие невольными свидетелями запрещённого, слишком отчётливо поняли это.
========== Вопрос 13 ==========
Комментарий к Вопрос 13
«Жалел ли ты, что не спрятал Эльвэ в тот роковой день где-нибудь? Быть может, она осталась бы жива»
В горном королевстве было неспокойно. Пусть война была ещё где-то далеко, даже близко не подобравшись к альвийским границам, в воздухе уже застыл этот удушливый запах гари и крови. Никто не обманывался, что лишения и опустошение пройдут мимо горной державы и не втянут её в кровавое марево страданий. И горные эльфы ждали, тревожные и готовящиеся к неизбежному.
— Тяжёлые думы овладели тобой, мой король, — тихий и чистый, будто горный ручей, голос ворвался в сознание Эйладара, пульсирующее болью. — Что беспокоит тебя, мой господин? — узкие изящные ладони мягко накрыли напряжённые плечи, скользнув по ним выше, и Эйладар устало выдохнул, расслабляясь под нежным прикосновением.
— Война неизбежна, — он покачал головой, и белые пряди упали на его лицо. — Я слышу смрадное дыхание гнилых солдат да топот железных сапог, в которые закованы их разлагающиеся ноги. Нам не избежать столкновения, но как многим доведётся пережить его?
— Деяния Некроманта противны всему живому, — также негромко и мягко отозвалась супруга, и Эйладар накрыл рукой одну из её ладоней, спустившихся обратно ему на плечи. — Духи охранят нас и помогут. Но без нашего мужества они не справятся. Да, война неизбежна, и мы должны быть готовы.
Тихо шуршали одежды, когда Эльвэ, отстранившись, обогнула Эйладара и опустилась напротив него, снизу-вверх заглядывая в уставшие растерянные глаза. Она сжала его ладони и улыбнулась той улыбкой, что всегда вдыхала в него силы и смысл.
— Всякая война — это риск, тебе ли о том не знать, господин мой, — мудро изрекла королева. — И смерть рано или поздно заберёт каждого из нас. Не страшись того, что должно случиться — встань плечом к плечу с духами и своим народом и встреть врага. Не позволь победить ему ещё до начала первого сражения. И я пойду с тобой, супруг мой, и разделю все тяготы и страхи, — на этих словах Эйладар резко вскинул голову и крепче сжал ладони жены, глядя ей прямо в глаза.
— Нет, Эльвэ! — с беспомощной паникой, казалось так не свойственной высокомерному гордецу, воскликнул он, верно трактуя чужие слова. — Я не могу позволить тебе пойти со мной! Это война! Это слишком опасно!
— Я твоя королева, мой король, — твёрдо ответила Эльвэ, но взгляд её продолжал оставаться спокойным и мягким. — Я давала клятвы перед тобой, перед народом и перед духами. Я клялась идти за тобой и в огонь, и в воду. Я клялась сопровождать тебя всегда и везде. И в трудный час я не оставлю тебя одного. Ты нужен воинам, чтобы вдохнуть мужество в их сердца; я же буду вдыхать мужество в твоё собственное сердце.
— Моё сердце будет радоваться уже от одной мысли о тебе. О том, что ты ждёшь меня с полей сражений, — Эйладар попытался возразить, хоть и знал, что попытка эта заведомо обречена на провал.
Эльвэ улыбнулась — уверенно и настойчиво. Она всегда была очень уступчива и дипломатична, но в принципиальных вопросах, по которым приняла своё решение, демонстрировала завидное упрямство и непоколебимость, добиваясь своего, даже если Эйладару это не нравилось. А он… Он слишком сильно любил её, чтобы безжалостно приказывать и навязывать свою волю. К тому же, как затем король убеждался, упрямство его королевы всегда шло им на пользу. Только не в тот роковой раз.
«Я уже всё решила. Я пойду с тобой и за тобой. Я нужна тебе рядом, и я знаю, что ты тоже знаешь об этом», — это были последние слова Эльвэ в этом вопросе. И Эйладар был как никогда беспомощен и беззащитен перед этой женщиной. Он не мог принять её решение, сходя с ума от беспокойства, но и по-прежнему не мог приказать ей так, как бесчисленное множество раз до этого приказывал другим. Слабость, за которую он так и не простил себя.
Его королева, мягкая, но решительная, всегда и во всём сопровождала его. И в радостях, и в горе, и в триумфах, и в упадке — она не изменила себе и в тот раз. Конечно, он мог, он должен был отказать ей, приказать, насильно увезти и спрятать, чтобы уберечь её. Но он слишком сильно любил Эльвэ и так и не смог проявить настойчивость и силу достаточные, чтобы её победить. Упрямая королева всё равно всё сделала бы по-своему, и Эйладар не хотел ссориться с ней — не в преддверии войны так точно, хотя возможно, это и спасло бы ей жизнь.
Эйладар поджимает губы и запирает боль и сожаления глубоко в своём сердце. Ищет виноватых где угодно и в ком угодно, пусть и знает, что первым и главнейшим виновником в гибели Эльвэ является он сам.
========== Вопрос 14 ==========
Комментарий к Вопрос 14
«А как персонаж относится к представителям других культур/видов?»
«Расскажи про моменты, где проявлялась твоя ксенофобия»
— Мой король, нам нужна помощь. Без поддержки со стороны мы не выстоим: наши войска устали, кроме того противник значительно проредил их ряды. Дверги крепки и упрямы, и я боюсь, они сломают нас и пересекут границу.
Халлон в почтительности склонил голову. Старался говорить как можно осторожнее, тем не менее не скрывая перед королём всей плачевности ситуации. Впервые альвы были в таком тяжёлом положении, и пусть об этом не говорили вслух, но это была вина именно Эйладара. Его безумие и паранойя усугублялись с каждым днём всё сильнее и сильнее, и он уже практически довёл собственный народ до края пропасти, из-за которого нет возврата.
Докладывая перед королём, Халлон почти не надеялся, что это образумит его. Эйладар никогда не беспокоился о своём народе, и чужие жизни не имели для него никакой ценности — ни одна, ни тысяча одна. С равнодушием он смотрел на тела павших, и всё, чего от него можно было дождаться, — «если бы они были сильнее, они бы не пали». Король ненавидел собственный народ — что уже и было говорить о других!
Эйладар поджал губы, одарив советника холодным острым взглядом. Как бы ни хотелось проигнорировать его слова, он был прав: альвы захлебнулись в собственной крови в череде бесконечных и жестоких войн. Население не успевало воспроизводить себя, а труднодоступная местность играла на руку их врагам. Пусть дверги пребывали не в лучшем положении, но горные эльфы докатились до того, что их извечные враги начали превышать их своей численностью. Немыслимый позор!
Король задумчиво постучал пальцами по столешнице. Высоких гномов следовало поставить на место раз и навсегда, но у Эйладара не было достаточных ресурсов для этого. Искать помощь следовало за границей, и король презрительно скривился.
Высокомерный и гордый, он на целый мир взирал свысока. Ближайшие соседи были обычным мусором, время от времени надоедающим и пьющим кровь. Они не заслуживали жизни, их следовало стереть раз и навсегда, и ради такой высокой цели Эйладар был готов немного наступить своей гордыне на горло. Вот только…
Самоуверенная политика привела к изоляции. Горные эльфы — гордый и самодостаточный народ, не нуждающийся в чужих подачках и дружбе, и Эйладар последовательно проводил такую политику, испортив отношения со всеми, кем только мог. Лесные эльфы, вампиры, даже средние гномы, с которыми много веков альвов связывали торговые отношения — все были в глазах Эйладара народами «второго сорта». Никто из них никогда не придёт альвам на помощь и уж тем более не станет умирать за них в глупой приграничной войне.
