Однако Клеррис уверяет, что прибрежный песок к востоку от гавани вполне пригоден для производства дымчатого стекла, а застекленные окна позволят нормально жить и в гостинице, и в цитадели круглый год.
Строительство разом трех зданий, попытка вырастить урожай на нескольких полях и вернуть к жизни пару запущенных садов отнимают у Креслина большую часть времени, а немногое оставшееся занимают физические упражнения да беседы — с Шиерой, Хайелом, Мегерой, Лидией и Клеррисом. Беседы о том, чем еще ему стоит заняться.
Глубоко вздохнув, он ступает на затененный участок склона и начинает подниматься к резиденции. По пути он снова вспоминает о записке от Ллиз. Несколько торопливых слов, которые могут означать что угодно… или ничего. Слова, которыми он не поделился ни с кем, по которые врезались в его память.
«Креслин!
Есть нечто, чего не завоюешь ни холодной сталью, ни черными бурями. Возможно, это напоминание принесет тебе пользу.
У нас все здоровы, по ночами я прислушиваюсь к тишине в надежде услышать слова, которые некому пропеть, кроме тебя. Если будет на то милость ангелов, осенью, после подсчета припасенного на зиму, мы направим тебе еще один корабль.
Ллиз».
«Нечто, чего не завоюешь холодной сталью, — бормочет он. — Например, Мегера…»
Только сейчас, задумавшись обо всем этом, он соображает, что до сих пор и словом не обмолвился Мегере о своем умении играть на гитаре и петь. Собственно говоря, покинув Оплот, он пел только однажды, для дочери торговца Лоркас, уверявшей, что его ждет принцесса. Губы юноши кривятся. Без принцессы и вправду не обошлось, но все вышло совсем не так, как представляла себе Лоркас.
Ну что ж, придет время, и гитара тоже пригодится. Креслин давно убедился в том, что лишних навыков и умений не существует. Это должно относиться и к музыке.
В тот миг, когда на ум приходит эта мысль, Креслину слышится у дороги какой-то глубокий звук, на который накладывается эхо его шагов. Он останавливается и прислушивается. Ничего — только шум прибоя, шелест волн, набегающих на узкую полоску песка под отвесными черными скалами восточного побережья.
Сквозь сумрак он видит впереди свет лампы. Мегера дома. Вздохнув, юноша прибавляет шагу и скоро ступает на террасу.
— Мегера! — окликает Креслин, открывая дверь уже подведенной под крышу, но еще не отделанной парадной приемной. Не дождавшись ответа, он закрывает за собой дверь, пересекает неосвещенный зал и, оказавшись в коридоре, ведущем к спальням, останавливается у ее двери.
— Мегера!
— Заходи.
Рыжеволосая сидит на топчане, покрытом стеганым одеялом. Помимо топчана в спальне находятся табурет и узкий стул с решетчатой спинкой. Вычищенная и отполированная латунная лампа проливает свет на безупречно подогнанные каменные плитки и плетеный травяной коврик.
— Как прошел день? — спрашивает Креслин, опускаясь на маленький, но прочный табурет.
— Немного устала…
Юноша обращает внимание на ее застегнутую до горла на все пуговицы блузу с пышными, длинными рукавами, закрывающими запястья… Оно и немудрено, когда надо жечь древесный уголь.
— Древесный уголь — это чтобы варить стекло?
Мегера кивает:
— Да. Дело идет, но только медленно. Вот будет готова печь, тогда некоторые из стражей смогут взять это на себя. А как у тебя?
— Мы использовали имевшееся стекло. Питейный зал уже готов и кухня тоже. Задержка с жилыми помещениями и прихожей, — даже отвечая на вопрос, Креслин не может не думать о том, что же она от него скрывает. — Чем занималась с Шиерой?
— Ничем особенным. Я просто стараюсь, как могу, освоить искусство стражей.
— Ну а что ты утаиваешь от меня? — с ухмылкой спрашивает Креслин.
— Да пропади ты пропадом! — взвивается Мегера. — Пропади со всеми потрохами и со своей дурацкой честностью! Ненавижу тебя! Убирайся!
— А что я такого сделал?
— Дело не в том, что ты сделал, а в том, каков ты есть. Расселся здесь, ухмыляешься, а сам испорчен насквозь. Настолько, что сам этого не понимаешь. Проваливай!
Юноша с серебряными волосами выходит, закрывает за собой дверь и слышит, как внутри задвигается засов. Вернувшись в свою пустую спальню, он долго, уже после того как в соседней комнате гаснет свет, стоит в темноте у окна, прислушиваясь к шепоту бриза и глядя, как облака затягивают темное поле, усеянное сияющими звездами, из которых Северная ярче всех.
Подавшись вперед, Мегера подставляет свой деревянный меч под клинок младшего стража, скользящим движением обводит его и делает выпад.
— Выпад получился неплохо, но по завершении удара ты не вернулась в стойку, — замечает старший дежурный страж. — Забудь о том, что это учеба, и действуй как в бою, когда ты должна убить, чтобы не убили тебя.
Рыжеволосая утирает лоб и обводит взглядом двор, служащий стражам из Западного Оплота тренировочной площадкой. Три других пары стражей продолжают упражнения — никто из них даже и не посмотрел в ее сторону. Остальные женщины из отряда, не считая трех, работающих с Креслином на утесе, заняты приведением в порядок жилых помещений, предназначенных для них самих.
С чего тем трем воительницам вздумалось помогать ему, Мегера не знает и предпочитает не забивать себе этим голову. Отгоняя посторонние мысли, она сжимает рукоять тренировочного меча и тут же слышит замечание:
— У тебя пальцы побелели. Не стискивай рукоятку так крепко.
Мегера ослабляет хватку, одновременно думая о предстоящей встрече с Креслином и Лидией. По поводу стекла.
— Попробуй еще раз, — говорит ей страж, — и помни: даже если ты сразила противника, это не значит, что рядом не окажется другого, готового нанести удар.
Резко кивнув, она переходит к следующей паре, присматривается к движениям сражающихся:
— Если вам обеим не терпится расстаться с жизнью в первой же схватке, то можете продолжать в том же духе…
Глубоко вздохнув, Мегера возвращается на исходную позицию и взмахом деревянного клинка дает понять, что готова. Если Клеррис прав, то довольно скоро меч может оказаться единственным доступным ей средством защиты.
Плечи ее отчаянно ноют, а синяков и ссадин на руках куда больше, чем она могла себе представить. Но никто об этом не догадывается. Ведь теперь на ней всегда блуза с длинными рукавами.
— Не только… стражи из Оплота… умеют… биться… насмерть… — сбивчиво выкрикивает она, отбивая удары.
На сей раз она не атакует, а защищается.
— Все в порядке, госпожа? — спрашивает младший страж, юная девушка, едва достигшая возраста, позволяющего поступить на службу.
— Все прекрасно. Давай еще разок.
Однако упражнения пора заканчивать: ей нужно идти. Времени отчаянно не хватает, и Мегера может лишь удивляться тому, как Креслин ухитряется управляться разом со столькими делами. Но у нее все равно перед ним должок, должок за его свиноголовость и неспособность ее понять.
