Комната была полна громких звуков. Как только туда вошел Таер, гам постепенно стих, потому что все молодые люди смотрели на вошедшего. Таер с сарказмом подумал, что ему повезло как той удачливой утке, которая приземлилась на минутку в гущу волчьей стаи.
На прилавке на выбор были расставлены самые различные блюда. Таер, следуя примеру Мирцерии, взял большой деревянный поднос и принялся ставить на него еду. Когда она направилась к свободному столику, он последовал за ней.
Он ел, не поднимая глаз, но у него было хорошо развито периферическое зрение. Он видел, как подростки стали аккуратно подступать к нему.
Первым подошел и сел за его стол высокий парень, слишком худой для своего роста. Он еще не успел и рта раскрыть, а Таер уже кое-что о нем знал. Прежде всего, что тот был одиночкой. Воробышки – как он заметил – обычно ходили группами, а с ним – никого. Подушки его пальцев были мозолистыми – очевидно, от струн музыкального инструмента. В руке он держал большой футляр.
Он сел рядом с Мирцерией и положил футляр на стол вместо тарелок с пищей, которые юркий официант предусмотрительно просто быстро унес.
– Вчера вечером ты сказал, что Бард может играть на любом инструменте, – произнес он. – Сыграй.
– Как тебя зовут? – спросил Таер. Он совсем не обращал внимания на то, что несколько молодых людей подтащили стулья и скамейки, чтобы послушать их разговор. Вместо этого он не отрывал взгляда от закрытого на крючки футляра, который тот принялся расстегивать.
– Колларн, – ответил парень. – Я ассистент при Имперском колледже музыки. Что ты думаешь?
В голосе Колларна звучал такой вызов, что Таер не удивился, обнаружив в футляре инструмент, который раньше никогда не видел. Он аккуратно вытащил его из плотно облегающего футляра и отодвинулся со стулом назад, чтобы положить его на колени и получше рассмотреть.
Он решил, что инструмент неким образом похож на лютню, но корпус более квадратный и глубокий. Колки существовали, но струны были скрыты внутри корпуса. Под колками размещались с каждой стороны два ряда кнопок.
С одной стороны Таер обнаружил ручку и повернул ее. Сразу же из недр инструмента вырвался странный, резкий скрип. Таер удовлетворенно улыбнулся.
Он склонил голову, закрыл глаза и снова повернул ручку.
– Как скрипка, – предположил он, – или волынка. Как вы ее называете, Колларн из колледжа музыки?
– Это симфония. Ручка поворачивает расположенный внутри натянутый механизм.
Скорее всего, Колларн пришел показать, что Бард – простофиля. Возможно, хотел узурпировать место в качестве музыкального представления для Воробышков, но он настолько глубоко разделял с Таером любовь к музыке, что не впадал в дискуссию относительно готовности опробовать возможности его непонятного инструмента.
Таер спрятал улыбку – Колларн ему понравился. Очевидно, парень воспринимал себя слишком серьезно, чтобы любить смеяться на свой счет. Чтобы понять принцип игры, Таер поворачивал симфонию, правой рукой крутил ручку, а левой перебирал кнопки.
Совсем скоро ему удалось сыграть незатейливую мелодию, но он чувствовал, что возможности инструмента гораздо мощнее. Он звучал громче лютни – лучший выбор для публичных выступлений или перед большой аудиторией. Пара струн имели длительное звучание на одной ноте, как басовые трубки волынки. Это придавало сверхъестественно звонкий аккомпанемент всем остальным звукам, которые менялись в зависимости от нажатия кнопок.
Таер встал и подал инструмент Колларну.
– Сыграй мне что-нибудь! – попросил он. – Мне бы хотелось послушать, как она звучит в умелых руках.
Парень был талантлив, однако Циро – старинный друг его дедушки – смог научить его эдакому смягчению ритма, который держал Колларн по нотам без импровизации, в то время как мелодия рвалась ввысь.
Закончив музицировать, парень поднял взгляд, его лицо светилось внутренней радостью.
– Это единственное произведение, которое я знаю, – у нас нет специально написанной музыки для этого инструмента. Мастера колледжа особо не обращают на него внимания. И попал он в колледж случайно лет двенадцать назад.
– Могу я попробовать еще раз? – спросил Таер. Мальчик передал ему симфонию.
– Отрывок, который ты играл, – Таер наиграл кусок, сознательно больше запинаясь, чем Колларн, чтобы не лишать парня своего произведения, – написан для скрипки. Это хороший выбор, и раскрывает сильные стороны инструмента.
– На скрипке я могу сыграть лучше, – пояснил Колларн. – Для симфонии нет динамического ряда. – Он улыбнулся, и неожиданно его безмятежная улыбка напомнила Таеру Джеса. – Поэтому тихо просто не получается.
– У волынок так же, – пояснил Таер. – Ты мог бы попробовать музыку для духовых инструментов.
Он замолчал и стал искать диапазон и звуковые эффекты. Когда он всего лишь повернул ручку и угадал правильную скорость, инструмент добавил гудящий звук к уже найденным аккордам, Таер остановился и открыто рассмеялся.
– Понимаю, почему у мастеров вашего колледжа проблема. Это просто груда обломков, а? Немного смелости – не так уж плохо… – Он шепотом немного напел мелодию. – Давай попробуем это…
Он понял, что сделал все правильно, когда ноги стоящих рядом с ним ребят пришли в движение. Когда Колларн вытащил из кармана маленькую серебряную свистульку и добавил несколько рулад, у Таера возникло ощущение, как будто он вечером играет со стариками в таверне Редерна. Они сыграли песню дважды – второй раз его пальцы играли самостоятельно, пока он осматривал комнату с молодыми лицами.
Он пришел сюда вечером, чтобы собрать информацию, а вместо этого приобрел друга. Таер ненавязчиво рассматривал многообещающего молодого человека, который на столе черенком ножа отбивал ритм.
Таер знал, как вербовать молодых людей.
Форан намеренно опоздал на Совет. Он хотел, чтобы они посплетничали, недовольно поволновались. Если Авар сделал, как он просил, они будут больше раздражены, чем обеспокоены.
Император остановился перед дверью, глубоко вздохнул и кивнул управляющему, чтобы тот объявил его приход.
– Встаньте в честь императора Форана, да никогда не кончится его правление!
«Если оно никогда не начиналось, – подумал Форан, – разве оно может кончиться?»
В палате заседаний сразу стало тихо, и Форан свободно вошел в дверь, следуя за юным пажом, которого он выбрал за его малый рост. Паж нес груду свитков, которая была выше, чем он сам.
Сам Форан был в своем самом блестящем, кричаще-ярком одеянии – одеянии, которое служило поводом его слуге бормотать об уличных проститутках. Форан собирался одеться более консервативно, но решил, что его не так поймут. Он не хотел объявлять: «Смотрите! Я изменился ради вас!» Он хотел заставить их признать его императором на его собственных условиях.
