— А ничего пониже у вас нет?
— Это Чикаго, детка! С какой ты луны свалилась?
Недолго думая, я рывком спрыгиваю с отсиженного места, хватаю чемодан и двигаюсь по направлению к выходу. Сначала думаю зайти в туалет, но терпкий запах марихуаны отбивает всякую охоту. Остальным — все равно. Остальные же не чувствуют.
На улице промозгло. Дует резкий холодный ветер, и мне приходится крепче сжимать губы, чтобы не задохнуться. Ночное небо усеяно звездами. Ночное небо не предвещает ничего хорошего. Но, возможно, это мне только кажется.
Грубый автомобильный клаксон вытаскивает меня из состояния транса.
Слышу что-то вроде "Эй, дура, ты, что, совсем офигела?!", — но мне по сути плевать. Стою я на проезжей части или там, где мне положено. Но все дело в том, что я никогда не стою там, где положено.
Я задираю голову вверх и окидываю взглядом ту сторону горизонта, которая одной сплошной непрерывной полосой сливается с гигантами-небоскребами. Огромное человеческое величие на скромном природном полотне. Людей — слишком много, и люди слишком многого хотят. Например, дотянуться до звезд с вершин своих небоскребов.
Эти великаны вызывают у меня какой-то почти животный страх. Чикагские небоскребы не такие, как в Нью-Йорке, — здесь они более дикие, более неприступные. Они точно твердят тебе: "Ну, что, Кесси, слабо?". И я, обладающая всего лишь какой-то бесполезной чувствительностью, с сотней долларов в кармане и пустым чемоданом в руке, как ни странно, принимаю этот вызов большого города.
Дорожная пыль мелкими градинками сыплется в глаза, и, чтобы сохранить способность видеть, мне приходится прищуриваться. Ветер быстрый, неуправляемый, свободный. Он свободней, даже чем птицы. Летит, куда захочет, делает, что захочет. Точно демонстрируя всем свою мощь и свободу, он поднимает с земли потускневшую осеннюю листву и кружит ее, кружит в медленном танце. Он похож на маленький разозленный торнадо, который ничто человеческое не в силах остановить или хотя бы задержать на мгновение.
В такие моменты, когда ветер овладевает тобой, свободно гуляя по твоему прижатому к земле телу, начинаешь чувствовать по-настоящему. Понимаешь, что в голове слишком быстро крутятся какие-то мысли, которые все никак не можешь поймать за хвост. Думаешь ни о чем и одновременно обо всем. Думаешь о том, чего не было и чего не будет уже никогда. Воображаешь ту себя, которой никогда не станешь. В такие мгновения я — все, и я одновременно ничто. В такие мгновения я — ветер.
И я улетаю-улетаю-улетаю…
…
Билет на последний ряд. Возможность укрыться от посторонних взглядов в темном зале на несколько часов. Непрерывный запах скрипящего на зубах попкорна и забавные звуки, издаваемые тогда, когда кола уже почти закончилась, а фильм еще нет. Я забираюсь на сиденье с ногами, где-то рядом примостился чемодан. Не знаю, почему, но, наблюдая за происходящим, я начинаю покусывать от волнения ногти. В последнее время мне не хватает именно этого — реального чувства.
Я слышу, как где-то далеко от меня крутится кинопленка. Звук мягкий, ненавязчивый, успокаивающий.
На экране какие-то люди, но я не особенно слежу за сюжетом. Здесь мне нужно получить лишь утешение на ближайшие полтора часа. Главная героиня чем-то похожа на меня, но вскоре я понимаю, что похожа только мутным, почти отсутствующим взглядом. Но если прежде я не могла видеть, она — просто не хочет.
И я нахожу это сходство единственным ровно до того самого момента, как на экране появляется брюзгливый чисто выбритый злодей с завязанными шнурками и длинными жидкими волосами, тщательно собранными в конский хвост. Я дышу ровно до того момента, пока злодей не направляет в девушку дуло пистолета и, слегка приоткрывая губы, обнажает кривые покрытые едким налетом зубы и шепчет куда-то в глухую тьму:
— Веришь в Бога?.. -
…и отпускает курок.
Для меня это как самый страшный кошмар, превратившийся в реальность. Вымышленный выстрел уже не кажется мне таким уж вымышленным. Я пытаюсь закричать, но внезапно понимаю, что кто-то зажимает мне рот ладонью, и я не могу дышать.
Никто в зале не замечает, как с последнего ряда незаметно исчезает девушка.
39. "Слышишь? Там, где-то глубоко внутри тебя…"
Слышишь? Там, где-то глубоко внутри тебя, что-то есть. Прислушайся.
Быстрое биение сердца, частые толчки, резкие пульсации. Жизнь. Там, внутри тебя, — это жизнь. Стремление не только устоять на ногах, но и сделать шаг вперед. Желание пробовать на вкус каждое мгновение этого мира, каждое запретное удовольствие. Все мы боимся умереть, боимся потерять эту единожды дарованную нам возможность.
Слышишь? Там, глубоко внутри тебя, кто-то есть. Твое настоящее "я". Бойся того, кем ты являешься на самом деле.
…
Мир, в котором я нахожусь, он определенно мне знаком. Мне кажется, что я посреди своей старой квартиры. Вещи вроде бы на месте: все в таком же диком беспорядке, как и было тогда, год назад, когда я в спешке покидала это место. Прежде я не могла видеть, насколько убого здесь все выглядит: выцветшие обои непонятного песочного цвета, растянутый от моих бесконечных нервов телефонный провод, маленький диван, обеденный круглый столик для одного… И это безумно странное ощущение — одновременно осознавать, что ты дома и что видишь этот дом впервые.
Мой взгляд цепляется за недопитый скотч на журнальном столике. Одинокая жидкость, как океан, навечно лишенный прибоя, точно приросла к толстым прозрачным стенкам бутылки. Я хватаюсь за горлышко бутылки и делаю большой глоток. Противно.
Все происходящее смутно напоминает то, что уже когда-то произошло, но я уже больше не та Кесси, которой была прежде.
Чувствую. Кто-то стоит в дверях.
Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на своего гостя, вижу только размытое изображение отдаленно знакомых черт. Я напрягаю мозг, делаю логические вычисления, но ни черта не выходит — этого человека я прежде никогда не видела.
Я не могу разглядеть его лица, и единственное, что я могу сказать с полной уверенностью, так это то, что стоящий передо мной — мужчина.
Все определяет тяжелое, глубокое, размеренное дыхание.
Внезапно чувствую — кто-то со всей дури трясет меня за горло. Затем — просыпаюсь.
Судорожно глотая спасительный кислород, я пытаюсь определить, где нахожусь. Сердце гулко бьется где-то в районе горла, а легкие сдавливают невидимые тиски. Нет. Мое горло сдавливают чьи-то весьма ощутимые руки. Грубые, шершавые, неприятно цепляющиеся за мою истонченную оболочку. От этих рук пахнет кровью и гнилью. От этих рук пахнет так, как пахнет от падальщиков. Охотников за чужой жизнью.
