Рыска покачнулась, оперлась о стену. Ах вот, значит, что он тут «забыл»?! Они-то, дураки, бегают по всему поселку, ищут его, переживают, думают, что ему плохо… А ему, оказывается, очень даже хорошо! Ну и ладно! Ну и Саший с ним! Подумаешь! Какой-то паршивый саврянин! С самого начала же ясно было, что он собой представляет! Крыса, она крыса и есть! И вообще Рыске нет никакого дела, с кем он там развлекается! Хоть со служанкой! Хоть с потаскухой! Хоть с коровой!!!
Рыска шла по мостовой, не разбирая дороги, и рыдала в голос. Да так жалостливо, что засевший в подворотне грабитель устыдился и пропустил девушку мимо.
Решив уходить, крысиная стая делает это быстро и слаженно.
Там же
Девица под Альком извивалась, словно ее муравьи за пятки кусали. Помада размазалась, смешалась с белилами на щеках, и казалось, будто потаскухе расквасили губы. Но саврянин ее не бил. Пока.
– Кто? – повторил Альк, хорошенько тряхнув паршивку, чтобы та наконец осознала, с кем имеет дело. Нож, отшвырнутый саврянином вместе с подушкой, соблазнительно поблескивал на половице. И почему эти бабы свято уверены, что стоит им раздвинуть ноги – и мужчина забудет обо всем на свете? Лично Альк даже в такие моменты предпочитал знать, где находятся руки его подружки. И если одна без причины сползает с его спины…
– Кто тебя нанял?
Потаскуха обмякла, но синие глаза продолжали бешено сверкать.
– Никто! – заверещала она. – Это на всякий случай лежало! От извращенцев всяких!
– Это тоже – от извращенцев? – Альк подтянул ближе к лампе ее правое запястье, перевитое взбухшей от бесплодных усилий мышцей.
– Клиенты любят сильных девочек!
– Да-да-да-да, только ты что-то не то место тренировала. А здесь мясцо нарастает, если долго железяку крутить.
Девица снова попыталась вырваться, и тогда уж Альк без церемоний саданул ее локтем в солнечное сплетение.
– «Всего полсребра – и я твоя»! – передразнил он, пользуясь паузой, пока «цыпочка», вытаращив глаза, давится воздухом. – Потаскухи на этой улице берут не меньше трех, иначе свои же подружки рыльце подпортят. Вот мне и стало очень, очень любопытно, почему эта красотка так открыто подрывает «торговлю»? Да еще цепляется к босоногому наемнику, а не к идущему впереди купцу?
Девка наконец смогла завопить, но в «курятнике» это никого не удивило.
– И на помощь ты не зовешь, – довольно заключил Альк. – Потому что заплатила «наседке» не только за комнату, но и за молчание. Что бы тут ни происходило, она все равно «не услышит». Только стражу с утра кликнет: ай-ай-ай, мою новую «цыпочку» какой-то негодяй зарезал! Зарезал, а? Или вначале ощипал и выпотрошил?
Теперь Альк удерживал ослабевшую девку одной рукой, а другой вытащил собственный нож, прилаженный ремешком к щиколотке.
Синеглазая больше не кричала. Только шумно выдохнула, когда из царапины под грудью выступила первая капля крови и поползла между ребрами.
– Ладно, – совсем другим, жестким и деловым тоном сказала девица. – Сдаюсь. Отпусти.
– «Тараканиха»?
– Да.
Альк разжал руки и отстранился. Девица, злобно бурча под нос, завернулась в простыню и, дотянувшись до ножа, спрятала его в складках ткани. Саврянин ей не мешал: заказ провален, наемная убийца это признала и сегодня покушаться на него уже не будет. Кодекс, чтоб его!
– Имени не знаю, – сразу предупредила она. – И описать тоже не смогу.
Альк кивнул. Подобные сделки заключались в темноте, причем «таракан» заходил в комнату после заказчика. Обоих знал только посредник, но его право на тайну охранялось общиной, и все спорные вопросы приходилось решать на ее внутреннем суде.
– Чего он хотел?
– Серебряную трубочку на цепочке, с бумажкой внутри. Если печать будет цела, то заплатит вдвое.
– И сколько же?
Девица на миг задумалась, потом пожала плечами и назвала.
– Негусто. – На самом деле заказчик не поскупился, но Альк ценил себя куда выше. Хотя за голову воришки хватило бы с лихвой.
– Я уже поняла, – поморщилась девица, трогая подсохшую кровь. – Но учти – он заключил контракт на три попытки. И пачкаться можно сколько угодно, лишь бы не на глазах.
– Предусмотрительный тип. Еще что-нибудь скажешь?
Убийца досадливо передернула плечами:
– Голос обычный. Аванс обычный. Не скупился, но цены знал. Похоже, кто-то из знати, и уже не раз пользовался нашими услугами.
– Он описал именно меня?
– Нет, твоего чернявого дружка. Но я посчитала, что вначале надо избавиться от тебя, раз уж все позволено.
– Правильно посчитала. – Альк начал одеваться.
– Слушай, белокосый… – Красотка, отпустив край простыни, смущенно поскребла тюфяк коготками. – Раз уж заказ все равно утоп в нужнике… Ты вообще-то первый, кто сумел меня скрутить. Так, может, продолжим?
– Полсребра, – оскалился Альк. – И я твой.
– Крысий сын! – Девица с ненавистью швырнула в саврянина подушкой. Тот с ухмылкой отбил ее локтем и, развернувшись, вышел.
* * *
Краснолистные сливы, главная краса и гордость дворцового сада, уже отцвели, но и без них было на что полюбоваться: ринстанский розарий уступал только чуринским, откуда каждый год выписывались новые сорта. Да и тсарский садовник был не промах – вечно ворожил над кустами, что-то там подвязывал, прищеплял, отсаживал. Со смотровой площадки угловой башни клумбы сами казались огромными розами: белая, желтая, алая…
– Повторяю, – спокойно сказал тсаревич Шарес, – эта история с якобы отправленным мною в Саврию письмом – чистой воды выдумка.
– Но, ваше высочество, у вашего разговора с гонцом были свидетели. – Кастий мельком бросил взгляд на пальцы тсаревича. Так впились в ограду, что ногти наполовину побелели.
– Я люблю беседовать с простыми людьми. Как еще я могу узнать нужды своего народа?
– Однако сразу после этого он отправился в путь.
Свидетель на самом деле был только один. И то – именно видел, а не слышал, иначе все обернулось бы совсем иначе.
– Значит, у него было какое-то поручение от моего отца.
– Нет.
– Значит, ему просто захотелось покататься, – тем же бесцветным голосом предположил его высочество.
– Вы дали ему записку для коровнюха с просьбой выделить лучшее животное.
– Я могу на нее взглянуть? – Шарес повернулся к Кастию, высокомерно протянул руку. Не дрожит, с одобрением отметил тот.
– Он не отдал ее, только показал.
– Вот мерзавец, подделал мою подпись. – Глаза тсаревича откровенно издевались над начальником тайной стражи. Но тому было не привыкать.
– И печать?
– Эти жулики такие умельцы.
– Странно слышать от вас столь нелестные высказывания о друге детства, – с укоризной заметил Кастий. – Если не ошибаюсь, вы до последнего времени изволили принимать его в своих покоях. Наедине.
