Малика обеспокоенно вгляделась в лицо, ставшее таким дорогим.
– А как же Блюменс?
Альвен усмехнулся и покачал головой.
– Ну вот, даже сейчас, стоя над обрывом, ты думаешь о них. Не стоит беспокоиться, мое место займет Брай…
– Но он отказался!
– Последние события таковы, что и ему теперь в Ловенне не слишком рады. Так что он выехал в Ирисовые пустоши одновременно со мной. Думаю, они с инспектором Берном поладят – к тому же, Брай моложе меня и гораздо, гораздо приятнее!
– Я заметила, – Малика погладила его по плечу, провела пальцами по свежим рубцам, судя по всему, оставленным когтями Дэйнора, – он не такая язва, как вы, милорд. Но мне нравятся люди и нелюди, острые на язык. С пресными существами мне откровенно скучно.
– Любопытное выражение – пресные люди. Я об этом как-то не задумывался.
– Что за сумасшедшую идею ты приготовил, Альвен?
Он долго молчал, гладя ее по щекам, по волосам, по плечам и спине. А потом рассказал – и Малика кивнула.
– В самом деле, безумная мысль. Но, похоже, у нас нет иного выхода?
– Похоже. Рано или поздно нас все равно найдут. У лунников долгая жизнь, а кровь слишком горячая, чтобы забыть о мести.
* * *
Говорят, что горный хребет, со стороны Ловенны изрытый пещерами лунников, вырос за считанные дни как результат «огненных сотрясений» Этернии. Никто уже не помнит, когда именно это случилось: в те незапамятные времена люди еще не придумали железа, а лунники были для них небожителями, принимавшими кровавые жертвы. Но все течет, все меняется: лунников стало меньше, людей – больше. Потом началась охота на тех, кто не принадлежал к роду человеческому, позже пришла лунная немочь. Но кое-что оставалось неизменным: каждые сто лет в Ловенне выбирали хранительницу памяти, которая уходила в чрево самой высокой горы и оставалась там до того момента, пока приходящая ей на смену лунница не съедала ее сердце и мозг.
Нынешнюю хранительницу памяти звали Исиль. А хранила она смутное воспоминание о том, как поднимался горный хребет, и как разделил он материк на две части, разбив тем самым исконные земли лунников.
Никто не смог перебраться через горы – они слишком высоки.
Мало кто пытался найти хранительницу памяти – слишком уж редко она желает говорить с сородичами, из числа которых в итоге будет выбрана ее убийца.
Но все ж таки ходили легенды о том, что лунница в глубине гор знает дорогу к великим вратам, и слушает тех, кто остался по ту сторону хребта.
– Исиль, значит, – задумчиво повторила Малика, – почему же тогда лунники не ушли из империи? Не собрались и не ушли сквозь пещеры? Почему предшественница Исиль не позвала их и не указала путь в те страшные годы? И почему никто так и не пришел оттуда на помощь?
Альвен пожал плечами.
– Потому что, возможно, никакого пути не существует.
– Но ты веришь в его существование?
– Мне хочется верить.
Малика прижалась к нему всем телом, почувствовала мерное биение сердца.
– А я верю. В то, что глубоко под землей есть врата, ведущие в другие земли. И я верю в то, что мы их разыщем. Но сперва надо отыскать эту… Исиль, верно?
– Она говорила с тобой, – напомнил Альвен, – значит, ей есть что тебе сказать.
– Она обещала помощь, когда не останется надежды, – пробормотала Малика, – но ведь… пока мы живы, надежда остается и, значит, нечего рассчитывать на помощь?
– Мне показывали пещеру, в которую раз в сто лет входит новая хранительница памяти, – проговорил Альвен, – Брай показывал, это было уже при нем.
– Вот и замечательно! – ведьма усмехнулась, – все это слишком… безумно. Но мне наплевать! Мы отправимся в Ловенну, разыщем Исиль… Йоргг, это самое безумное безумие из всех, которые я когда-либо встречала.
– Наверное, тебе стоит попрощаться с теми, кто был тебе дорог здесь, – шепнул Альвен и быстро отвернулся, пряча глаза, – прости, но, похоже, нам здесь не будет ни места, ни покоя.
Они вздрогнули одновременно, когда раздался негромкий, но настойчивый стук в дверь.
– Одевайся, – одними губами произнес Альвен, хватаясь за рубашку, – быстро!
– Минуточку-у! – прокричала ведьма нежданному гостю, а сама бросилась за халатом.
– Это я, госпожа Вейн, – голос консьержа из-за двери прозвучал глухо и как будто издалека.
– Уже иду, – отозвалась ведьма.
В то мгновение, когда ее пальцы коснулись засова, Малика подумала о том, не испугается ли старик ее новых звериных глаз, но потом решила, что он все равно подслеповат, а если она будет глядеть в пол, то, может, золотистая радужка и вовсе останется незамеченной.
– Не открывай! – вдруг крикнул Альвен, – назад!
Малика растерянно застыла с кованой пластинкой засова в руках, успела обернуться и посмотреть на лунника – а в следующий миг дверь взорвалась, разлетелась на куски под напором магии.
«Ого», – подумала ведьма.
И это все, что получилось подумать, хотя обычно считается, что в такие моменты герой повествования успевает переосмыслить прожитую жизнь, а заодно и попрощаться со всей родней.
Она продолжала медленно, очень медленно лететь от развороченной двери к стене, а в облаках мятущейся пыли уже прорисовался темный силуэт убийцы.
Сознание – хитрая штука и к тому же беспощадная. Когда хочется смалодушничать и на время нырнуть в небытие, сознание, ехидно подмигивая, впивается в нас всеми своими тонкими лапками – мол, попробуй, оторви. И совсем другое дело, когда на счету каждая секунда: именно в такие моменты оно лениво переворачивается кверху брюхом, заявляя – делайте что хотите, но только без меня.
Достигнув стены, Малика услышала как хрустят ее собственные кости. Боли не было, только странное ощущение падения в глубокий колодец. Затем над ней сомкнулась тьма, а еще мгновением позже ведьма недоумевающе заморгала на яркий свет. И только потом услышала голоса, которые доносились как будто издалека, пробиваясь сквозь шум дождя.
– Как мило! Я шел за ведьмой, а вдобавок нашел еще и покойного графа. Мой заказчик будет доволен… А я-то почти не поверил, когда Уэнар предупреждал о возможности встретить здесь вашу светлость.
Голос был незнакомым, но приятным. Бархатным, как сказала бы Элти Брунн, щекочущим нервы и будящим сладкое чуство опасности.
– Мои поздравления Уэнару. Но если ты убил ее, то тогда тебе стоит сделать то же самое и со мной, потому что…
«Убил?!!» – зрение медленно возвращалось.
Малика сообразила, что лежит на полу, возле той самой стены, в которую врезалась. Яркие квадраты теплого света на полу красноречиво говорили о только что миновавшем полудне, жутковатого вида багровые потеки на голубой стене намекали на необходимость ремонта.
