Моя цель — флагман. Но это при удаче, а так сойдет любой из тех, что находятся в глубине бухты. Всего у нас пять брандеров, и задача трёх из них прорваться в гавань. Еще два должны поджечь корабли, охраняющие в ход. На одном из двух, критнере, которым пришлось пожертвовать — Иджин.
Его задача самая трудная, ведь первых непременно заметят, и, когда его критнер будет подходить к своей цели, уже объявят тревогу. Хотя и в центре гавани тоже будет не сахар.
Экипаж у Иджина самый большой, а сзади на буксире — шлюпка. На моем кораблике находилось всего четыре человека, Бронс с Трендиром да Оливер, и шлюпки нам не нужно, до берега придется добираться вплавь. Вдоль обоих бортов были приготовлены абордажные крючья, потом заниматься ими будет некогда.
Ветер все же переменился, и пусть он дул не на берег, но здорово посвежел, что было очень даже хорошо. Мы шли первыми, и успели развить неплохой ход.
По корме, почти вплотную шел еще один точно такой же, как наш кораблик, а чуть левее и дальше виднелись ещё один. Остальных было почти не видно, проглядывались лишь смутные тени.
Пока все шло хорошо, вот только ветер все чаще срывал с гребней невысоких волн россыпь крупных капель и забрасывал их на палубу. Не размокнем, даст Бог, скоро вообще купание предстоит, но имелась жаровня с углями, за нее я и опасался. Зальет, чем тогда наш груз поджигать? Кремнями с кресалами нас снабдили так, что хоть лавку открывай, но попробуй под вражеским огнем искру высечь. Орудийного огня в тесноте бухте опасаться будет нечего, легко и в свои корабли угодить, и опасаться его стоило разве что на подходе. А вот ружейного огня не избежать.
Следить за жаровней был приставлен Оливер, и мы, наверное, успели сотню раз все обговорить, он мужик ответственный, к тому же отлично понимал, что основное это даже не прорваться в гавань, а сделать то, ради чего мы и полезли дьяволу в пасть.
Темный берег приближался прямо на глазах, скорость была приличной, и промахнуться мимо входа в бухту я не страшился, слишком много огней светилось на находившихся в ней кораблях. К тому же на берегу, в глубине бухты имелось селение, где, не смотря на глубокую ночь, горели несколько огоньков.
Нам не удалось миновать незамеченными стоявшие у входа в бухту корабли, паруса предательски белели даже в ночной мгле, но помешать они уже не успели. Послышались частые удары в корабельный колокол, все, это тревога, теперь держись Иджин, держись.
Вот он, флагман изнердийской эскадры, он выделялся своими размерами даже среди своих соседей, тоже имевших по три батарейных палубы.
Ветер задувал нам справа, флагмана развернуло носом к ветру, и заходили мы к нему под острым углом. Опускать паруса было некогда и некому, и у нас возникла необходимость успеть зацепиться на ходу за борт вражеского корабля абордажными крючьями.
Когда расстояние до флагмана оставалось не так много, я немного повернул румпель влево и заорал в полный голос: давай!
Заорал на родном языке, но Оливер меня понял, сорвав с жаровни покров, и глубоко погрузив в нее сразу два факела. Подходить к изнердийцу нужно было с уже запаленным грузом, потому что потом будет поздно, на его борту виднелись люди и в руках у них блестели стволы ружей.
Бронс с Трендиром стояли с крючьями наготове, и я бросился к ним, ухватив еще один крюк. Наконец, уже перед самым бортом врага, на палубе брандера показался огонь.
'Надо было раньше поджигать — мелькнула в голове запоздалая мысль. — Не успеет толком разгореться, потушат, и все наши усилия пропадут даром'.
С палубы изнердийца раздались первые выстрелы, затем с мостика грохнул фальконет, угодив зарядом в корму, откуда я только что спрыгнул. Кричал Бронс, крутя над головой крюк, и примериваясь к броску. Страшно выл Оливер, держа в каждой руке по кошке, Трендир рычал сквозь плотно сжатые зубы, и что-то орал я.
Когда брандер ударился о корпус изнердийского флагмана, на ногах не устоял никто. От толчка Бронса бросило в разгоревшееся пламя, и он закричал уже от жара огня. На коленях я добрался до него, потянул за ноги и перекинул за борт. Оливер вскрикнул, пуля попал ему в спину, в тот момент, когда он переваливался через фальшборт. Но мы успели, успели зацепиться за борт флагмана, а брандер был уже весь охвачен огнем.
Удар пули я почувствовал, когда греб под водой обеими руками, чтобы как можно дальше удалиться от изнердийского корабля, и он пришелся в левое плечо. Вода поглотила большую часть энергии пули, но и той, что оставалось, хватило, чтобы я, заорав, успел пару раз хлебнуть морской воды.
И пришлось всплывать, потому что весь воздух вышел с моим криком и кашлем.
Когда я показал голову из воды, первым, что увидел, был горящий корабль, и он не был флагманом. А что наша цель? Флагман горел, горел так, что сразу становилось понятным, его уже не потушить.
И снова я заорал, на этот раз от радости. И плевать, что меня могли услышать, да и кому я был сейчас нужен, у них у всех сейчас была одна задача, спастись самим.
Я плыл, уже не пытаясь скрыться под водой, потому что всем сейчас было не до меня, и не до тех парней, которых я не видел, но которые тоже пытались достичь берега.
Вот с грохотом рассыпался на огненные куски флагман, щедро одарив ими стоящие вблизи корабли. И я скрылся под водой, потому что было бы очень обидно получить по голове одним из таких кусков.
Изнердийский флот горел, огонь перекидывался с одного корабля на другой. Несколько изнердийцев попытались спастись, выйдя из бухты, для чего снимались с якоря и понимали паруса. Но в тесноте гавани паруса вспыхивали от близкого жара, и уже затем огонь добирался до палубы.
А от выхода из бухты слышалась частая орудийная пальба, это приблизившийся флот Скардара стрелял по стремившимся покинуть бухту кораблям, лишая их такой возможности.
А я все не мог сообразить, где же он, левый от входа в гавань берег, на котором меня должен ждать Прошка. Руки и ноги наливались свинцом, левое плечо рвала на части дергающая боль, а я все греб и греб.
Вокруг сновали шлюпки со спасающимися изнердийским моряками, и на одну из них меня даже пытались поднять. И мне пришлось отбиваться от тянувшихся ко мне рук, что-то мыча при этом, чтобы меня приняли за сошедшего с ума от всего этого ужаса и оставили в покое.
Уже потом, когда берег казался таким близким и таким недоступным, когда я с трудом боролся с глубиной, тянувшей меня вниз как магнитом, меня подхватили чьи-то руки.
'Прошка — сумел я их опознать, эти руки — Прошка, посмотри, мы сделали это. Мы это сделали!'.
Прошка помог мне выбраться на берег, и мы долго брели вдоль него, уходя все дальше и дальше. И никому из изнердийцев не было до нас дела, потому что каждый из них был занят самим собой, переживая своё чудесное спасение.
