— Я нашел это в Межибожском блуждающем дворце, — продолжала Золотинка. Каждое слово ее добавляло жару в хорошо распаленное уже воображение. Кот бросал быстрые, тревожные, какие-то испытывающие взгляды на Золотинку и возвращался к Паракону.
Не полагаясь на догадки Почтеннейшего, Золотинка принялась объяснять, что такое хотенчик, как произошел он в свое время от волшебницы Золотинки, погубленной нынешним слованским государем Могутом. И как бы между делом намекнула, немногим только уклонившись от истины, что хотенчик-то и привел ее к Почтеннейшему. По сути дела, это была правда, если, конечно, говорить о хотенчике вообще, а не о том его подобии, что валялось без жизни на кровати. Можно также предположить, продолжала Золотинка, не встречая возражений со стороны кота, который ни разу ее не перебил, что хотенчик, порождение волшебницы Золотинки, несет в себе ее запечатанные желания. Волшебница, известно, искала Юлия. Так что хотенчик должен был привести к Юлию, а привел почему-то к Почтеннейшему. Что кажется все ж таки, несмотря на убедительные разъяснения уважаемого кота, не совсем понятным. Впрочем, как бы там ни было, закруглила повествование Золотинка, нужно видеть в межибожской находке нечто особенно знаменательное, нечто такое, что, может быть, касается всего нынешнего порядка вещей. Кстати ведь Паракон, знаменитый волшебный камень Рукосила, который Почтеннейший может видеть теперь здесь на кровати вместе с хотенчиком, есть тот предмет, которому повиновался медный болван Порывай.
Бросив вкрадчивый взгляд на пигалика, Почтеннейший сделал несколько шагов по комнате, такой маленькой, что взволнованному коту негде было и повернуться. Тем не менее он ничего не спросил, хотя представленные разъяснения больше, кажется, запутывали и усложняли дело, чем упрощали.
— Что ж, — прошамкал Почтеннейший по некотором размышлении, — еще раз могу повторить, что я пользовался безграничным доверием покойника. Впоследствии, когда наши пути разошлись, покойник чрезвычайно раскаивался… чрезвычайно раскаивался… чрезвычайно…
— Он действительно погиб, как считают? — быстро, словно перебегая по камням головокружительный горный поток, спросила Золотинка. — Говорят, тело государя не нашли на поле битвы.
— Но он же погиб не под Медней, гораздо позже, гораздо, — небрежно пояснил кот.
— Когда? — обронила Золотинка.
— Так ведь… — протянул кот, не спуская хищного взгляда, — совсем недавно. На днях! — утвердился он, подмечая, что крепко пробрал противника. Пигалик не сдержал движения, будто хотел возразить… будто чувствовал запущенные под сердце когти и, теряя кровь, едва находил силы трепыхаться.
То есть не было сил и возразить. Золотинка знала, что это не могло быть правдой, и молчала, как пришибленная. Где набралась полосатая тварь такой непробиваемой, гнусной и наглой лжи? Зачем же солгал хотенчик? Могли ли солгать оба? А если хотенчик и кот заговорили одним языком, не значит ли, что Золотинка путает и, защищаясь, не желает принять какой-то особенной, неправдоподобной, но… но правды?
Она чувствовала, что сомлела, как это бывает при угаре, и больше ничего уже не в состоянии сообразить.
— С чего ты взял, что Юлий погиб?.. Как он погиб?.. Когда? — Золотинка едва удерживалась, чтобы не сказать «я видела его совсем недавно живым и здоровым!»
— Да, а суп ведь, сдается, стынет, — потянулся кот с необыкновенным сладострастием. Изрядно ошарашенный Параконом, он наконец вернул себе самообладание, расправил члены и поднял голову, кажется, самая шерсть его распушилась. — Ты, значит, не будешь возражать, если я начну? — небрежно заметил он и, бросив косой взгляд на кровать, где лежал хотенчик с насажанным на него перстнем, подвинулся к табурету.
Поднявшись на задние лапы, Почтеннейший оперся о края табурета и принялся лакать суп — жадно и неопрятно. Приходилось придерживать лапой тарелку, чтобы не съехала и не грохнулась на пол.
Встревоженная кошачьим враньем, Золотинка молча терпела это нахальство.
— Что ты знаешь про гибель Юлия? — молвила она наконец, когда решила, что Почтеннейший основательно насытился и подобрел. Но тот долго еще чавкал, не отвечая.
— Ни слова больше! — прошамкал он, обмахивая вымоченные в похлебке усы. Поднявшись в рост, кот держался за верх табурета, как церковный проповедник за стойку. — Больше я не раскрою рта, пока не узнаю, кто ты есть и как ты меня нашел. И зачем тебе знать о последней страсти покойника? Бедняга мучался, мучался с того самого дня, как предал нашу мм… бессловесную дружбу и до смертного своего часа. Зачем тебе знать? Поймешь ли?
От горячего жирного пойла оголодавший кот натурально пьянел; в шамкающем голосе его слышалось нечто беспутное, в повадках все больше проступала развязность, прерываясь на полуслове, кот беспричинно ухмылялся, нечаянно махал лапой и крепко хватался за табурет.
— Ты веришь в любовь? — шептал он, привалившись мокрой грудью к тарелке. — В любовь по сродству душ? Не нужно слов! Слова бесполезны там… где… В душе Юлия… в душе Юлия я читал, как в раскрытой книге. Там не было тайн. Нет! Никаких. Бедняга жестокого страдал. Сколько раз я видел слезы, в глазах его видел слезы, когда случалось бедняге швырнуть в кота камнем! Можно сказать, он надорвался совестью. От того, конечно ж, и умер.
— Где вы познакомились? — осторожно вставила Золотинка, но пьяного горячим супом кота не так-то просто было остановить.
— Ни слова больше! — истово вскричал он, ударяя лапой по табурету. — Ни слова! Не терзай мне душу… о, не терзай!
— Врешь ты все! — грубо сказала Золотинка, откинувшись на кровати.
Кот смолк и поглядел с удивлением, немало пораженный проницательностью пигалика.
— В общем так, — буднично сказал он некоторое время спустя. — Все объясняется очень просто. Все сходится. На удивление просто, если принять во внимание, что после покойника, после блаженной памяти великого государя Юлия, Почтеннейший, которого ты имеешь честь видеть, то есть, попросту говоря, я, ваш покорный слуга, был ближайший другом и доверенным лицом волшебницы Золотинки!
И кот кивнул, благосклонно принимая признательность ошеломленного такой откровенностью пигалика.
— Понятно, хотенчик никак не мог привести тебя к Юлию, коли последнего нет в живых! Он должен был, неминуемо должен был привести к Почтеннейшему! Куда же еще? — воскликнул кот в восхищении от остроумной догадки. — Покойница Золотинка безумно его любила! Не снимала с колен. На коленях покойницы Почтеннейший ел, спал и размышлял о превратностях судьбы! Покойница безумно его баловала! До неприличия.
