А ведь могла бы попасть акуле в зубы! Разве не счастье лежать в теплой воде, лениво поводя ногами?.. И не так уж хочется пить, чтобы этого совершенно нельзя было терпеть.
Просто скучно.
И теснится сердце.
Через сутки она потеряет силы настолько, что не сможет ничего предпринять, даже и в том случае, если длительные и сосредоточенные размышления наведут ее на что-нибудь путное.
Она сняла волшебный перстень, а когда повертела его перед глазами нашла способ отщелкнуть плоский камень, он отошел вверх, как крышка ларчика. И там, в ларчике, лежали загадочные жемчужины. Четыре штуки. Их нужно было придержать пальцем, чтобы вода не смыла. Если проглотить одну, Золотинка взорвется. Или взлетит на воздух, как праздничная ракета. Что, может быть, и веселее, чем тонуть. Посмотрим. Задумчиво защелкнула камень и вернула перстень на палец.
Никакого применения нельзя было измыслить для оловянного колечка пигаликов. Если перышко-письмецо найдет ее по этому колечку, то через месяц, не раньше, и уж конечно, будет искать ее на дне морском. Как глубоко сможет проникнуть перышко?
А вот хотенчик… Шальная мысль заставила Золотинку хмыкнуть. Куда поведет ее рогулька в совершенной пустыне?
Трезво подумав, Золотинка восстановила петлю на оборванном, измочаленном хвосте хотенчика и взяла узел в зубы. С этими предосторожностями, перевернувшись животом вниз, она пустила рогульку…
Которая погрузилась в воду, неопределенно пошевеливаясь.
Не торопится… Вот, рогулька учуяла, выбрала направление и двинулась достаточно медленно, чтобы Золотинка успевала за ней плыть.
Но если она намеревается показать мне ближайший берег, надеюсь, островок окажется не далее пятидесяти верст, с натужным ехидством подумала Золотинка, возбуждаясь, однако, неясной, дикой надеждой.
Плыли они недолго. Золотинка не успела особенно устать, когда палочка вильнула развилкой и пошла вглубь.
Вглубь!
Золотинка оттащила хотенчик назад и вынырнула, чтобы сообразить, как же это все надо понимать? Погружение в бездну? Смерть?
Воображение помогло ей решить загадку. Мысленно уходя вслед за хотенчиком в давящую, темную уже глубину, она осознала себя в пяти саженях под поверхностью моря… Там именно, где она занырнула сюда из книги.
Вот!
Значит, вернуться в книгу и к безопасности, к спасительной тверди можно через то самое место, сквозь которое она первоначально сюда попала — перевалилась! Это место связывает между собой два раздельных мира! И никакой оставшейся в замке за книгой Золотинки нет. Вероятно, нет. Одна Золотинка, и для нее один мир, тот что печет солнцем. Золотинка здесь, а не там. Здесь. Нужно нырнуть в глубину, туда где она первоначально очутилась, и в попятном движении затиснуться в книгу, а через книгу на стул в комнату Рукосила. Золотинка хорошо знала, как трудно отыскать что-нибудь под водой, если не имеешь признаков дна. Разыскать где-то что-то, неизвестно на что похожее, глубоко, очень глубоко… даже при том условии, что ветер, течение и беспорядочные бултыхания не отнесли тебя слишком далеко — об этом нечего и думать.
Только хотенчик знает. И вот — ведет.
Золотинка набрала воздуху, сомкнула губы на поводке хотенчика и нырнула. Рогулька тянула ее отвесно вниз, помогая движению; сильными толчками Золотинка смыкала руки вдоль тела, гибко извиваясь, и оставляла свет, все дальше погружаясь в густой давящий мрак. На глубине, знала Золотинка, потребность в воздухе меньше; когда сильно сдавит грудь, дышать как будто уже и не надо, можно просидеть долго. Совсем другое дело — на глубине, поэтому она не очень беспокоилась, что воздуху нет и сознание помрачается; в таком состоянии, вполне владея собой, можно собирать по песку жемчужницы.
Отвесно, хотя и неровно шедшая рогулька вильнула, что Золотинка почувствовала по натяжению поводка, она незамедлительно повернула и тотчас толкнулась обо что-то плечами, руки попали в пустоту, сильно ударивший поток швырнул ее боком и ногами вперед, на спину. Не соображая, что делает, Золотинка хватилась и сомкнула за собой книгу — ударившись спиной о залитый стол, очутилась она в воде на полу.
Все в комнате Рукосила бурлило выше колен водой, в пене поднялся мусор. Хлестнувший из книги водопад посшибал с постели покрывала и подушки, расплывшись по комнате, они садились теперь на мели. Словно туча медуз, плавала смытая со стола бумага.
Золотинка перехватила рогульку и, поднявшись, спрятала ее под клапан. Ноги у Золотинки были голые, обгоревшие на солнце. Из захлопнутой мокрой книги торчал зажатый между страницами кончик водоросли.
Откинув голову на спинку кресла, Дракула похрапывал и недовольно морщился, поджимая промокшие ноги. Однако ему удавалось сохранять достаточно самообладания, чтобы не размыкать глаз.
Обширный покой со всеми его закоулками превратился в разливанное море, вода уходила под двери, но спадала медленно. Прежде всего надо было спасать книги.
Не трогая Дракулу, который подобрал ноги в кресло и тем удовлетворился, так и не проснувшись, Золотинка по колено в воде добрела до выхода и провернула торчащий в скважине ключ. Потоп все равно уже нельзя было скрыть, остерегайся или нет, и однако, Золотинка пыталась удержать дверь, что оказалось не просто — море хлынуло. Бурливая волна захлестнула приемный покой с лавками и стульями вдоль стен и крутила далее по длинному, застланному ковром коридору.
Вода привольно журчала, растекаясь, когда слуха Золотинки коснулся голос. Плаксивый голосок слышался где-то близко, в одном из смежных помещений… и вдруг — пронзительно заверещал. Человек этот не мог не замечать наводнения, он должен был в изумлении смолкнуть, а он кричал.
— Ой-ой! Не надо, да больно же, говорю! — причитал человек, жалобно подвывая. И если первое побуждение Золотинки было перекрыть поток дверью и запереться, теперь она ступила по течению, оставив за собой безмятежно дремлющего на островке Дракулу.
В завешенном шпалерами коридоре надрывные вопли достигли терзающей слух отчетливости. Спавшая вода нашла себе выход в последней по счету двери, следующей за двумя запертыми, и здесь разносился голос. Ступая по залитому ковру, Золотинка осторожно глянула. Взору ее предстала площадка винтовой лестницы, последняя вода струилась по уходившим спиралью вниз ступеням, и тут же, сейчас пониже каменной ограды, заходился в крике немощный, севший до писка голосок. А прямо на Золотинку глядела испуганными глазами прильнувшая к осевому столбу статуя. Выпятив гладкий живот с достоверно прорезанным пупком, беломраморная женщина тщилась прикрыть грудь ворохом рассыпавшихся цветов, тогда как другая рука пыталась удержать скользнувшее с бедер покрывало. Лицо красавицы исказилось смятением.
