Эриана во дворце не было. От совершенно замученного распорядителя двора Кар узнал причину императорского отсутствия, и одновременно стала ясной причина переполоха. Его величество император Эриан отправился с дружеским визитом в имение его милости графа Люция, властителя Дэнжура и Аэллы, преданного вассала и командира личных императорских отрядов, а также любящего отца девицы Ниделии, красавицы и единственной наследницы. Официальная помолвка с вышеозначенной девицей состоялась три недели назад, после чего счастливая чета отбыла в имение будущего тестя. Там, как предписывает этикет, были один за другим даны два бала и один благотворительный обед; сумма, равная пяти сотням в имперских золотых монетах была роздана бедным; кроме того, из императорской казны оплачено строительство двух домов милосердия в одном из принадлежащих Люцию городов — второй, к сожалению, пять лет назад пал жертвой колдовства. Прибытие молодых в столицу ожидалось назавтра, свадьба же — ровно через три месяца после помолвки, что было наименьшей из допустимых по этикету отсрочек.
— Что ж, Моурет, — сказал Кар, выслушав новости, — ты успел вовремя. По случаю императорской свадьбы принято выпускать преступников.
Моурет молча кивнул. Многолюдное великолепие двора ошарашивало новичков даже в тихое время, нынешнее же буйство красок и звуков могло отпугнуть и прожженного светского льва. Так что, когда Кар предложил мальчику расположиться в покоях наследника и чувствовать там себя, как дома, тот даже забыл на время обиды. Последнее, что видел Кар, покидая свои комнаты — торчащие над алым подлокотником кресла мальчишечьи ноги в коротких обтрепанных сапогах.
Тагрии нигде не было, и никто не мог ничего о ней сказать. Кар искал ее с возрастающей тревогой и чувством вины. Ветер восседал на дворцовой крыше молчаливо-золотым упреком. Тишина его мыслей была хуже любых криков и обвинений.
«Ну хватит, Ветер, — взмолился наконец Кар. — Ты же ее чувствуешь! Скажи, где она?»
«Ее здесь нет».
«Ты уверен?»
«Да… — и, наплывом глухой печали: — Я ее не слышу».
Выругавшись, Кар отправился в храм.
Он собирался найти и расспросить бывшего Верховного жреца — мало что ускользало от его пронзительных старческих глаз. Но еще во дворе, кивнув в ответ на почтительные поклоны нескольких молодых послушников, увидел другого. Невысокий щуплый парнишка в широкой не по размеру сутане, пока еще не препоясанной, поспешно отступил за спины товарищей.
— Бетаран, — окликнул его Кар, — подойди.
Приблизившись, тот отвесил довольно изящный поклон.
— Ты, выходит, решил стать жрецом? — спросил Кар.
— Да, ваше высочество.
Кар улыбнулся:
— Посвящения, вижу, еще не прошел. Наверное, уже выбрал стезю?
— Да, ваше высочество.
— Наука?
— Нет, ваше высочество. Война.
— Вот как?
— Да! — вызывающе, с надрывом.
Кар лишь покачал головой. Зубастые мальчишки начали уже его утомлять.
— Хорошо, поздравляю. Скажи мне, Бетаран, где Тагрия?
И будущий воин храма Бетаран вмиг позабыл, что жрецу пристало хранить невозмутимость. О том, что говорит с принцем — тоже.
— Моя сестра, — процедил он тихо и с яростью, — вернулась домой, к своему мужу. Если еще раз тронешь ее, колдун, я…
— Вместо посвящения в жрецы отправишься в тюрьму за оскорбление моей особы, — закончил вместо него Кар.
Бетаран со стуком захлопнул рот.
— Так-то лучше, — согласился Кар. — Можешь идти.
Тот отступил, пятясь, как будто страшился повернуться спиной. Кар не стал допытываться, чем заслужил откровенную ненависть им же воскрешенного парня. Пошел обратно. Голубиные стаи прогуливались вдоль каменных плит. Непуганые, они хлопали крыльями, перелетая с места на место, собирали в пыли невидимые крошки и казались подлинными хозяевами священного места, что никогда не будет уже называться Храмом Силы. Двор узорчатым венцом оплетала высокая ограда — для красоты, не для защиты. Кованое кружево радовало глаз изящностью плетения; повторявшийся узор из листьев и виноградных гроздьев казался живее настоящей лозы. На створках ворот, не закрывавшихся никогда, переговаривались голуби.
Центральная площадь по вечернему времени была пуста, лишь вдалеке сворачивали палатки последние торговцы, да маячила яркими нарядами группа дворян, обступивших кого-то, невидимого за их спинами. Судя по накалу дрожащих в воздухе чувств, там намечался поединок. Кар миновал тех и других, совершенно не представляя, куда идет и что намерен делать, когда услышал:
— Ваше высочество! Принц!
Подняв голову, увидел Атуана. Тот приближался почти бегом. Остановился рядом, запыхавшийся, взволнованный.
— Принц, я искал тебя. Увидел Ветра, думал, ты во дворце, а ты…
Кар молчал. На лице жреца отразилось отчаяние.
— Принц, я знаю, что ты сказал Некриту, что если увидишь его еще, сделаешь с ним то же самое. Тебе и меня, наверно, хочется убить? Ну… ладно, я согласен, слышишь? Убивай. Только прости!
Голубиная стая с шумом опустилась рядом. Поединщики договорились о времени и месте. Свидетели начали расходиться.
— Знаешь, — сказал Кар, — не хочу возвращаться во дворец. Посидим где-нибудь?
Атуан быстро выдохнул:
— Давай.
Трактир «Дубовый лист», располагавшийся всего в десяти минутах пешего ходу от площади и частенько служивший местом отдыха знатных особ, считался заведением весьма благопристойным. Кар и прежде бывал здесь, Атуан, вероятно, тоже. Опрятного вида человек — лишь накрахмаленный фартук выдавал в нем трактирщика — встретил их у двери. Через набитый общий зал провел в боковую комнату, почти пустую, лишь два сдвинутых у стены стола были заняты компанией веселых рыцарей. Они разразились было приветственными возгласами, на которые Кар и Атуан лишь коротко кивнули. Выбрали стол у самого очага, поодаль от шумного веселья. То пошло своим чередом. Вскоре пирующие уже забыли о присутствии высоких особ, высокие же особы и не стремились о себе напоминать.
На столе возвышался кувшин доброго вина, но в кубках оно почти не убывало. Ни фаршированный фазан с гарниром из бобов, ни кабаний окорок, ни раки, цветом напоминавшие жреческие сутаны, не вызывали сегодня аппетита. Трактирщик наведывался время от времени узнать, не нужно ли чего почтенным гостям и удалялся с разочарованным вздохом. Кар и Атуан не обращали на него внимания.
— Ее положили в императорской усыпальнице, — говорил Атуан. — Церемония получилась странная. Нет обрядов для похорон колдунов — что читать? Проклятия? Император выразился совершенно ясно: похороны царственной особы. Высшие ступени все на востоке, решать некому. В конце концов мы похоронили ее, как императрицу. Его величество провел в усыпальнице всю ночь. А через день… не знаю уж, кто надоумил Люция притащить во дворец свою дочку. Расчет оказался верным. Император принял их милостиво, потом велел выйти всем и добрый час о чем-то с ней говорил. А затем приказал всем вернуться и объявил о помолвке. Лица у молодых были такими, что мы не знали, поздравлять или соболезновать.
