На столе возвышался кувшин доброго вина, но в кубках оно почти не убывало. Ни фаршированный фазан с гарниром из бобов, ни кабаний окорок, ни раки, цветом напоминавшие жреческие сутаны, не вызывали сегодня аппетита. Трактирщик наведывался время от времени узнать, не нужно ли чего почтенным гостям и удалялся с разочарованным вздохом. Кар и Атуан не обращали на него внимания.
— Ее положили в императорской усыпальнице, — говорил Атуан. — Церемония получилась странная. Нет обрядов для похорон колдунов — что читать? Проклятия? Император выразился совершенно ясно: похороны царственной особы. Высшие ступени все на востоке, решать некому. В конце концов мы похоронили ее, как императрицу. Его величество провел в усыпальнице всю ночь. А через день… не знаю уж, кто надоумил Люция притащить во дворец свою дочку. Расчет оказался верным. Император принял их милостиво, потом велел выйти всем и добрый час о чем-то с ней говорил. А затем приказал всем вернуться и объявил о помолвке. Лица у молодых были такими, что мы не знали, поздравлять или соболезновать.
— Люций — храбрый воин и преданный слуга, — сказал Кар. — Вряд ли он сам до этого додумался, тут нужен придворный ум. Мать девушки, если я верно помню, из незнатной семьи, да и сам Люций дворянин всего в третьем поколении, вспомни, та история с мятежом. Так что условие близости к народу, можно сказать, соблюдено. Знаешь, это поспешное, разумеется, решение. Но если бы Эриан долго размышлял, все равно не придумал бы ничего лучше.
— Ты так думаешь, после всего?
— Да. Он император, а не просто мужчина. Стране нужен наследник… И, клянусь Силой, мне уже надоело это звание! Пусть женится и плодит детей. Я полностью одобряю.
Атуан вздохнул и продолжил рассказ:
— Его величество больше не нуждается в моих услугах. Поскольку война закончена, я могу вернуться к своим обязанностям жреца. Он даже поблагодарил меня за службу! Слышал бы ты это, принц.
— Я представляю.
— Он считает, я его предал. И он прав. Но что мне оставалось, скажи?!
— У тебя не было выбора, как и у меня. Но в отношении к императору — да, мы оба его предали. И неважно, что иначе погибла бы Империя, это ничего не меняет. Что ты намерен теперь делать?
Атуан скривился:
— Вернется его новоявленная святость, определит меня куда-нибудь подальше. Стану опять деревенским священником. Надеюсь, ты будешь меня навещать иногда, принц.
— Обязательно — если буду жив.
— Еще и это. Да, тебя он винит больше, чем меня.
— Еще бы. Я и впрямь виноват куда больше твоего, Атуан.
— Почему? Ты даже не знал, до последнего…
— Потому это я должен был умереть, — сказал Кар. — Я, не она. Должен был настоять, переубедить ее. Не смог, хоть и очень старался. И Эриан это, конечно же, понимает.
— Думаешь, он хотел бы твоей смерти?
— Думаю, мою смерть он пережил бы легче.
— Не знаю, — покачал головой Атуан. — Всем известно, как он тебя любит.
— Хотел бы я в это верить, — пробормотал Кар, поворачивая кубок. Поверхность вина дрожала в нем, темная, словно кровь. — Хотел бы я знать…
— Принц… Карий! Не сомневайся. Не может быть, чтобы… Вы с ним как одно целое, всегда были! Разве можно такое разрушить?
— Раньше я сказал бы — нет.
— Скажи и сейчас. Может, не сразу, но он простит. Должен простить!
— Надеюсь, — прошептал Кар. Горло сдавило. — Кати сказала то же самое.
Оба вздрогнули, когда от дальних столов долетел взрыв смеха.
— Какие у тебя планы? — спросил Атуан.
— Предстать перед его лицо.
— А еще?
— Это все.
— Можно подумать, ты идешь на казнь!
— Именно так я и чувствую.
— Ну нет же! — Атуан отодвинул свой кубок, так что расплескал вино, наклонился вперед. — Что ты себе надумал там, среди трупов, принц?! Никто не говорит о казнях! Империя готовится к свадьбе! Его величество горюет, гневается, сходит с ума… Но при чем тут казнь?
— Не знаю, Атуан.
Жрец еще несколько мгновений пылающим взором смотрел через стол, затем откинулся на спинку скамьи. Сложил на груди руки.
— Я заметил, — изрек он светским тоном, — что ваше высочество почти не притронулись к вину. Осмелюсь признаться, это говорит мне о многом.
— Вот как? О чем же?
— К примеру — что вы, принц, чувствуете себя магом, а не, используя ваше собственное выражение, пьяным дикарем. И что-то мне подсказывает — не просто магом. Правителем магов. Сильнейшим, если я правильно помню титул?
— Ты правильно помнишь.
Атуан молчал, глядя с ожиданием, и Кар наконец не выдержал. Фыркнул и принялся отрезать остывший окорок.
— Устыдился? — спросил жрец.
— Возможно.
— Тогда я, будучи дикарем, выпью, с позволения вашего высочества. За ваше возвращение к жизни.
И Атуан с торжественным видом осушил свой кубок.
Кар усмехнулся, чувствуя, как чернота внутри дает трещину:
— Не знаю, что бы я без тебя делал, Атуан.
— Пропал бы совершенно, — сказал тот с уверенностью.
Но старания Атуана мало помогли Кару при встрече с императором. Эриан вернулся в царственном великолепии, об руку с юной невестой, и хор приветственных голосов вознес их на вовсе недосягаемые вершины славы. Высокий и статный, в осенних цветах пурпура и золота, император был воплощением мужской силы, красоты и счастья — таким желают видеть правителя верные подданные. Блеск драгоценностей в одеждах и венцах слепил глаза, сияние множества свечей было ярче дневного света, а невеста, раскрасневшаяся от комплиментов, без сомнения, прекраснее всех девиц великой Империи. Тем страшнее был мрак в глазах жениха. Мрак, заметный, впрочем, одному Кару. Остальным светила императорская улыбка, звучал смех, а взгляды, украдкой посылаемые спутнице, являли свидетельство неподдельной любви. Искусством притворства Эриан владел в совершенстве еще с юности.
На один короткий миг встретились их глаза. Эриан кивнул, Кар склонился в поклоне. Потом император отвернулся и заговорил с кем-то другим. Кар отступил назад. У него, прошедшего тьму, смерть и предательство, тряслись руки.
Только поздним вечером остались они вдвоем, в мирной тишине императорского кабинета. Кар вошел без предупреждения, отстранив раскрывшего было рот слугу. Запер двери. Эриан, отвернувшись, стоял у окна. Одинокая свеча на столе выхватывала из полутьмы его силуэт — напряженные плечи, рассыпавшиеся по кружевному воротнику локоны.
— Эри, — прошептал Кар, опускаясь на колени.
Эриан обернулся.
— Не нужно этого, встань. Прошу, Кар.
— Прости меня.
— Встань, — повторил император. — Сядь куда-нибудь и слушай.
