— Ваши дети? — осведомился водитель, глядя на нас в зеркало над головой.
— Наши-наши, — отозвался я. — А что, разве не похожи?
— Шустрый мальчик, — хмыкнул водитель. Альена фыркнула, едва сдержавшись, чтобы не расхохотаться. Я же гордо взглянул на нее.
— Вот даже люди со стороны согласны с этим. — Я повернулся к водителю. — А еще я умный, смелый и скромный.
Теперь уже хмыкнул священник. Водитель же откровенно забавлялся.
— Весело вы живете.
— Вы не представляете насколько, — отозвался отец Федор. — С этой парочкой соскучиться трудно.
Наконец машина остановилась на какой-то улице, где тянулись старые пятиэтажные дома, называемые в народе хрущевками. Священник расплатился и вылез из машины. Зашагал в ближайший двор.
— Вы мне вот что объясните, — поинтересовался он, не поворачиваясь. — Как я понимаю, весь план по обращению Алеши в сторону веры был разработан именно Эзергилем. Я могу понять тот трюк с продажей души и договором. Могу понять, зачем вы вовлекли во все это душу матери Алеши. Понимаю, почему вы втащили в это дело отца Алеши. Те мелковозрастные грабители тоже понятно. Но я никак не могу понять, зачем вы вплели сюда настоящих бандитов. Эти ведь не шутят.
— Вы слышали о непредвиденных проблемах? — поинтересовался я.
— Хотите сказать, что это все непредвиденные проблемы? Не слишком ли они серьезные?
— Скажем так, я вовсе не рассчитывал, что отец Алеши побежит рассказывать о найденных миллионах в ближайший кабак.
— Ты вроде говорил о ресторане?
— А в чем разница?
— Хм, действительно. Ладно. Значит, непредвиденные трудности. И какие у вас планы? Что вы намерены предпринять дальше?
— Ничего.
— То есть? — Священник остановился и повернулся к нам.
Я вздохнул.
— Мы не можем напрямую воздействовать на события. Только опосредованно. Неужели это непонятно? Мы не можем нарушать свободу воли людей.
— Даже если свобода воли грозит смертью?
Теперь уже мы вздохнули вместе с Альеной.
— Вы поймите, — попыталась объяснить Альена. — Для вас ваша смерть — это все. Конец всему. А для нас — это всего лишь пройденный этап для души. Конечно, мы вовсе не стремимся ускорять чью-то смерть. Каждый должен сделать на этой Земле то, что должен. И убийство — это тоже свобода воли человека. Тут вы правы. Нельзя дать свободу в творении добра и ограничить ее в творении зла. И если мы помешаем совершиться преступлению здесь и сейчас, то где-то произойдет еще более страшное преступление. Я понятно объясняю?
Священник задумался. Обошел лужу на дороге.
— Не совсем, — признался он.
— Потому что вы смотрите с точки зрения человека. Для вас, например, норма, увидев где-то зло, попытаться его исправить. Это хорошо. Исправленное зло порождает где-то добро. Но если исправить его попытаемся я или тем более Альена, то мы породим только большее зло. Ибо вмешаемся в основу миропорядка — Свободу Воли Человека.
— Ясно. Проблему придется решать нам без вашего участия.
— А вы и делаете это. Хорошо или плохо, но делаете.
— Гм. — Священник хмыкнул и стал насвистывать какую-то песенку. Подошел к подъезду и вдруг замер. — Вот что, ребята, подождите меня здесь. Если уж помочь вы не в силах, то предоставьте человеческие дела людям. Тоже мне, ангел и черт.
Мы с Альеной остановились. Отец Федор скрылся в подъезде. Я пожал плечами и опустился на скамейку перед подъездом. Стал наблюдать за играющей детворой во дворе. Рядом пристроилась Альена.
— По-моему, он обиделся.
— Он тоже человек, — заметил я. — Хоть и лучше других. Узнав, кто мы, он ожидал чуда, а оказалось, что чудес не будет. И проблемы никто за них тоже разрешать не собирается.
— Напрасно ты так. — Альена обняла себя за плечи и повернулась ко мне.
— Я не прав?
— Все равно напрасно. Может, он и хотел помощи от нас…
— Не помощи. Не помощи, а решения проблемы. Помощь в решении мы окажем. Но вот решать проблему придется им.
— Все равно ты не прав.
— Угу. Разговор на уровне «сам дурак».
— Сам дурак.
Я хмыкнул.
— Закурить не найдется?
Я оглядел с ног до головы задавшего вопрос. Верзила. Лет шестнадцати. Рядом еще один такой же. Чуть позади топтался парень помладше. Возможно, лет четырнадцати. Вся троица посматривала на нас выжидательно. И сигареты им явно требовались в последнюю очередь. Я залез в карман и достал сигарету. Потом зажигалку. Такого от «интеллигентного сморчка», за которого меня, очевидно, и приняли, троица явно не ожидала. Именно от растерянности главарь сигарету взял и раскурил ее от услужливо протянутой зажигалки. Конечно, заезженно и примитивно, но выдумывать для этого типа нечто оригинальное совершенно не хотелось. Еще не хватало на разных идиотов что-то сложное сочинять. И так сойдет.
— А у тебя ниче сигары.
— Угу, — хмыкнул я, поворачиваясь к сидящей рядом со мной девочке. — Альена, заткни уши.
Альена уже успела узнать меня достаточно хорошо и просьбе совершенно не удивилась. Молча зажала руками уши и зажмурилась. Я последовал ее примеру.
— Вы че? — удивился курильщик. Больше он ничего спросить не успел. Раздавшийся грохот ударил даже сквозь ладони. Курильщик с совершенно черным от копоти лицом стоял перед нами и растерянно хлопал глазами. Остальные двое от неожиданного взрыва подскочили на месте и сиганули в стороны.
— Хулиганье!!! — раздалось из окна. Из гаража выскочил мужчина с монтировкой. На игровой площадке испуганно обернулись дети. А вот взрослая часть двора смотрела на нашего курильщика ну совсем неодобрительно. Кто-то уже шагал к нему с очень легкочитаемыми намерениями.
Вся троица заметалась. Я ехидно улыбнулся и помахал им рукой.
— А ты другого ничего придумать не мог?! — сердито поинтересовалась Альена. — Всех детей напугал.
Я пожал плечами.
— Придумала бы сама.
— Обязательно. — Альена наблюдала, как вся троица старательно удирает от взрослых и как взрослые бегают за ними, чем-то там им угрожая. Убегающие же, постоянно оборачиваясь, показывала в нашу сторону и пыталась оправдаться. Но поскольку никто, кроме них, нас не видел, то эта попытка только сильнее злила окружающих.
— Что тут за цирк? — поинтересовался вышедший из подъезда отец Федор, наблюдая за погоней.
— Да недоумки те чего-то там взорвали. Перепугали всех. Вот им и пытаются объяснить, что они были не правы.
Священник подозрительно посмотрел на меня.
— А ты тут совершенно ни при чем?
— А они первые начали.
— А как же свобода воли?
