Услышав этот вой, волки зажгли костры на верхушке Волчьей Пасти. Скоро засветились в ночи и все остальные башни, оба круга замерцали красными огнями. Сверху мертвенно-бледно светила луна.
За мостом туман стал реже, стелился ниже.
Марк шагал по дымчатым разливам и декламировал для Птеки (с выражением) Пушкина:
Сквозь волнистые туманы пробирается луна,
На печальные поляны льёт печальный свет она.
По дороге зимней, скучной, тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный утомительно гремит.
* * *
Стихийный табор у реки приготовился к ночи. Зубры патрулировали территорию. Около каждого костра сидел дозорный звеРрик с оружием (каким-нибудь топором или ломом) в руках. Остальные — отрастив шубы погуще и подлиннее — мирно спали вповалку, тут же, у костров. Проходя мимо, продрогший Марк в который раз позавидовал, насколько просто в ЗвеРре решен вопрос с одеждой.
На мельнице же разразился семейный скандал.
Диса в гневе была очень, просто демонически красива. Яростно горящие глаза, развевающиеся тёмные волосы, белоснежные зубки.
— А если бы он вами закусил после того, как с главарём волков расправился? — шипела она. — Ниса с Илсой соболей трясут! Мы, как дурочки, весь город обежали!
— Жертв и разрушений нет? — поинтересовался Марк.
— Сейчас будут! — пообещала чернобурка.
— Валяй! — разрешил Марк. — А может направить твою энергию в мирных целях? Сходи на тот берег, разберись с мышами.
Диса скривилась и увяла.
— Они воняют противно. Пусть кто-нибудь другой с ними разбирается — вон, полный город желающих.
— Желающих много, но способных реально что-то сделать — единицы, — Марк под прикрытием полога стянул с себя носки, холодные, влажные джинсы, рубашку и жилет, завернулся в подвернувшуюся под руку подстилку и, оставляя мокрые следы на дощатом полу, стал развешивать одежду у теплой трубы для просушки.
Росомаха лежал под кроватью обиженный.
— Меня не взял! — выплёскивались волны гнева из-под нависающего покрывала.
— Графч, ну что ты как маленький! — заглянул под кровать Марк. — Мы просто поговорили с Лунным волком. Тебя бы он съел.
— Птеку не съел, и меня бы не съел! — упивался горем росомаха. — Обманул. Да.
— Я тебя не обманывал! — рассердился Марк. — Что за дурдом, вообще творится? Это уже не триллер, это семейная сага какая-то, мексиканские страсти! Не успел и месяца я тут прожить, как незаметно оброс домочадцами, которые ко мне же и в претензиях. А ну-ка быстро все преисполнились почтения к Полярной Звезде всея ЗвеРры! И отстаньте, я жрать хочу, как самый зверский звеРрюга.
Диса вздёрнула точёный носик, грациозно забралась на кровать и задернула полог.
— Вот там и сиди, — одобрил Марк.
Занавеси разошлись, чернобурка показала язык и снова отгородилась от внешнего мира.
Птека принес сито с остатками стряпни и кувшин с компотом.
Архивариус, единственный из проживающих на мельнице, Марка не тревожил, сцен ему не закатывал, наборот: держа лампу Илсы в руке, открыл дверь, зажег ещё свечей, поставил лампу на подоконник, сел за свои бумаги и работал себе спокойненько, пока Диса скандалила, пока путешественники по туманам переодевались и подкреплялись.
Марк с Птекой ели так, что за ушами трещало.
Росомаха подулся, подулся, но выполз-таки из-под кровати и принялся утешаться пирогом.
Дверь распахнулась, в комнату ворвались Илса с Нисой.
— Вам туда, — ткнул пальцем Марк на задернутый полог.
— Почему? — растерялась Илса.
— Во избежание скандала. Там уже Диса сидит, печалится. Официально сообщаю, что со мной всё в порядке. Мы были у Лунного волка. Рассказали ему про Артефакт. Узнали, что он убил главаря волков. Теперь вот питаемся.
— Тресните его сковородкой! — раздалось требовательно из-за полога.
— Полярную Звезду бить нельзя! — возмутился Марк. — Какая невоспитанная!
— От невоспитанного слышу!
— А там, за пологом, кормят? — спросила Илса. — Я есть хочу.
— И я, — поддержала её Ниса.
Росомаха отломил половину своего пирожка, протянул рыжей. Забрал пирог у Птеки, отломил от него половину и отдал полярной лисичке.
— Ну а я тогда, девушки, вам компоту налью, — галантно решил Марк. — Присаживайтесь. Что нового у соболей?
— Зализывают раны, — сообщила Ниса. — Мы же не знали, что ты ушёл к Могильникам.
— Мне кажется, — заметила Илса, — что они скоро присоединятся к нам. Те, которые в состоянии ходить.
— Мы не стали тревожить их с парадного хода. Залезли на чердак архива и от него, прыгая с крыши на крышу, добрались до соболей, — начала рассказывать Ниса.
— Мы подумали, что рядовые соболи могут и не знать, если тебя схватили. А вот нобили знают, — добавила Илса.
— Поэтому трогать обычных соболей мы не стали, — подтвердила Ниса. — Это сэкономило время.
— Но охрану нобилей пришлось обезвредить, — постаралась внести ясность Илса.
— Нет, они все живы, — утешила Ниса Марка. — Только у одного нос сломан.
— Я даже кинжал решила в ход не пускать, — виновато призналась Илса. — Так, рукояткой била.
Занавески распахнулись и великолепная, воинственная Диса воскликнула негодующе:
— Почему?!
— Там у рукояти набалдашник хороший, — объяснила Илса. — Врежешь по виску и сразу наповал. Без крови, без грязи…
— Но Илса пригрозила, что перережет им всем горло, — постаралась заступиться за подругу Ниса. — Одному за одним. Если не скажут, куда дели Марка. И отсекла половину вымпела — чтобы показать остроту лезвия.
— Они молча опустились на колени и склонили головы, подставляя шеи, — кивнула Илса.
— Потому что песец пришёл, — подтвердил немного опомнившийся от рассказа лисичек Марк.
— Да нет, потому что знали — сопротивляться бесполезно.
— А если бы они оборотились в зверей? — поинтересовался Марк.
— Так ещё проще, — удивилась Илса. — Мы же загнали их в комнату без окон, уйти им было бы некуда, дверь закрыта.
— Соболю в зверином обличье можно голову свернуть, лезвия не пачкая, — добавила Ниса. — А я и метаю ножи неплохо.
— Но мы поняли, что они не знают, где ты, — вздохнула Илса.
— И не стали их трогать, — кивнула Ниса. — Потому что не было им резону врать перед смертью.
— Стали думать, куда ещё ты мог пойти…
— А потом увидели огонёк в западном окне. Папа обещал поставить лампу на подоконник, если вы вернётесь домой.
— Мы обрадовались и побежали сюда со всех ног, — закончила рассказ Илса.
— А взгляд — как у орла! — присвистнул Марк. — Я с площади не то, что лампу в окне, саму мельницу не вижу.
