Эпилог: Джон Мун выходит из тюрьмы под громкие аплодисменты иступленной толпы. А Катей Плюрабелль бросается к его ногам.
Вы, конечно, назовете это идиотизмом.
Но на самом деле моя проблема никуда не делась. Я, как ни крути, был пленником, сидящим в тюрьме, и перспектива провести остатки своих дней в обществе севшего на мель кашалота была, мягко говоря, достаточно реальной. Но мне так хотелось хоть немного поспать! Поспать. Поспать.
— ПОСПАТЬ! — в отчаянии закричал я в тот момент, когда колокола прозвонили полночь.
— Чего? — простонал Гораций, просыпаясь и подпрыгивая.
— Эй, здесь есть хоть кто-нибудь любящий хорошо поспать?
— Иди в отель, — ответили мне из-за стены.
— Патрон? Все в порядке?
Я поднял к потолку большой палец. Успокоившись, здоровенный огр снова принялся храпеть.
Оглушительное рычание становилось невыносимым. С этим надо было кончать. По крайней мере, просто выйти отсюда.
Я подумал о Глоине и Ориеле, сидящих там, в усадьбе. К этому часу барон Мордайкен, возможно, уже решил покончить с ними. Смерть на свободе и бродит где-нибудь среди темных аллей. И на самом деле я даже не знаю, можно ли это назвать хорошей новостью.
Мне так и не удалось уснуть почти всю ночь, мои глаза сомкнулись только за десять минут до того момента, когда всех подняли, чтобы вывести на положенную прогулку. Я был измотан и вышел из камеры пошатываясь, поддерживаемый Горацием, похоже всю ночь проспавшим как сурок.
Мы направились в умывальню, где нас ожидали чаны с застоявшейся жидкостью. Охранники, по большей части огры, то и дело выкрикивали противоречивые команды, которые я, во всяком случае, мог разобрать с трудом и за свою рассеянность заработал несколько тычков локтями, но находился в таком сонном состоянии, что едва ли почувствовал их. Гораций энергично потер мне спину и вылил на меня почти целый чан с мутной жидкостью.
— Уф, — сказал я, — это что, суп, который нам вчера давали?
— Он что, тебе очень понравился? — спросил кто-то из заключенных.
Нам выдали нечто вроде полосатых пижам и отобрали все, имеющее хоть малейшее отношение к личным вещам.
— Могу я оставить у себя этот медальон? — спросил какой-то эльф.
Но огры сорвали с него эту штуковину и оставили беднягу стоять с открытым ртом. Тюремщики Блекайрона, похоже, строго держались заведенных инструкций.
Среди прочих заключенных я заметил таких, которые еще не провели здесь достаточно долгое время: карликов, явно не потерявших нормальной формы, с аккуратно подстриженными бородами.
— Хорошая погода для этого времени года, — заметил я одному из них, когда мы выходили из умывальни.
— Не знаю, о чем вы говорите.
Далее нас привели в некое подобие крепости. Четыре высокие стены и лужайка, покрытая гравием и старательно расчищенная от снега. Я разглядывал остальных арестантов. Зрелище было довольно любопытным: все одеты в полосатые пижамы и сандалии, и продрогли, как воробьи. Большинство охранников следило за нами вполглаза, но оказались еще и такие, которые стояли на зубчатых башнях. Одна только мысль о побеге уже доставляла удовольствие.
— Ну и ну, — сказал Гораций.
— Пошевеливайся, — крикнул сверху тюремщик, — турнир начинается!
Мы, ничего не понимая, переглянулись.
Некоторые заключенные, очевидно уже усвоившие местные порядки, устало пригнулись и приняли на спину своих товарищей.
— Давай, давай, поживее, — вопил охранник, похожий на эльфа, со своего высокого насеста. — Все знаем правила! От участия в турнире освобождает только появившаяся кровь. Кто последний устоит на ногах — победитель.
— А каков приз? — поинтересовался кто-то.
Большинство охранников при этом расхохоталось. Щелчок бича.
На самом деле у нас не было выбора.
Гораций наклонился, и мне оставалось только вскочить ему на спину. Вцепившись в огра, я возвел глаза к небесам.
Не знаю, есть ли там кто-нибудь, над облаками, кретин автор или кто-то еще, но если это так, то он там хорошо забавляется. Проклинаю его и готов набить ему морду!
Очень скоро я пришел к выводу, что те, кто не забрался на огров, не имеют никакого шанса. Мы образовали идеальную пару. Гораций крепок как камень, а во мне нет особого веса.
Были разрешены любые пары. Мы для начала одолели нескольких противников, свалив их так, чтобы не причинить никакого вреда, но довольно быстро я заметил, что не все игроки придерживаются такой же тактики. Некоторые, явные старожилы данного заведения, не стеснялись наносить сильные удары ногами, хватать соперников за волосы, носы, уши и прочие выступающие части тела.
Я сильнее обхватил ногами талию своего скакуна, чтобы дать понять ему, что надо двигаться с максимально возможной скоростью. Гораций, по-видимому, понял, что от него требуется. Издав громкое ржанье, он устремился к паре карликов и со всего размаха врезался в них как пушечное ядро. От такого сильного удара они повалились на землю. Один из них поднялся на ноги и вытер со лба несколько капелек крови.
— Освобожден! — крикнул ему охранник.
— Хорошая погода для этого времени года, — нагнувшись пониже, сказал я ему, в то время как наш тандем устремился в новую атаку.
— Шел бы ты подальше.
Мы снова вернулись в сражение.
По прошествии нескольких минут вокруг нас расчистилось место, и на площадке осталось только три пары. Все скакуны были ограми. Мы еще только раздумывали, как нам справиться с этой последней фазой турнира, когда наши противники, явно желая поскорее покончить с этим делом, устремились друг на друга. Один из бойцов, эльф, ухватил своего соперника за ворот и начал крутить его как лассо. Бедняга прекратил свое вращение, только столкнувшись со стеной. Его лоб с глухим стуком ударился о камень, и он больше не двигался.
Совершенно не двигался.
— Освобожден!
Мы смотрели на оставшегося лежать на земле заключенного.
— Пошли! — подгонял нас охранник, торчащий на башне. — Последняя стычка!
Но все понимали — здесь что-то не так. Я постепенно стал догадываться, в чем же дело. Для тюремщиков Блекайрона смерть — всего лишь обычное воспоминание. Именно поэтому они и организовали этот турнир. Никакого риска потерять заключенного. Никакого риска нарваться на объяснения: все шло как по маслу.
Арестанты начали собираться вокруг распластавшегося на земле бойца.
— Встать! — заорал охранник.
Чувствовалось, что он растерялся. Я слез со спины Горация и подошел к неподвижному телу. Никто не попытался меня остановить, даже тюремщики. Когда лежащего перевернули на спину, то увидели, что весь лоб у него в крови. Он не дышал. Я приложил ухо к сердцу пострадавшего арестанта: тишина.
