множество укреплений, убили многих женщин и детей, и, наконец, победили. Потом под каким-то надуманным предлогом они напали на нервиев и их союзников адуатуков. Он уже контролирует все северное течение Рейна до самого Галльского моря [2]. До сих пор наша защита, которую Менуа создал жертвоприношениями, держалась, и на нас он не обращал внимания. Но кто скажет, как долго это будет продолжаться? Цель этой новой кампании — разделить Галлию на три части, а потом покорить каждую отдельно. Белги — первые, аквитаны на юго-западе будут следующими. А потом он доберется и до центральных областей. Его конечная цель — Свободная Галлия. И мы.
Если Цезарю удастся превратить Галлию в одну из римских провинций, он позаботится о том, чтобы в ней не осталось друидов, кроме разве что таких заблудших, как его приятель Дивитиак из эдуев. Он уничтожит Орден Мудрых и продаст наших людей в рабство. Я видел кельтских женщин на аукционе в Провинции. Мои спутники смотрели, как покупатели щупали их, а толпа смеялась над их позором. Я видел и кое что похуже: кельтских детей, просивших подаяние на улицах римских городов. Вы спросите: как это может быть? Отвечу. Их кланы стали жить по римским обычаям и больше не заботятся о сиротах, как делаем мы.
Я продолжал рассказывать о всяких ужасах, пока запах страха не окутал моих слушателей, подобно запаху испражнений. Я хотел запугать их. Не рассказами о смерти, которой они не боялись; я рассказывал об угловатых домах, об угловатых ручках кувшинов, о мощеных улицах, оковах на ногах рабов, изгнанных духах...
— Ваша задача, — продолжал я, — убедить свои племена присоединиться к Верцингеториксу, в противном случае племя цезарей покорит нас всех.
За долгую холодную зиму друиды разнесли мои слова по всей Галлии, призывая вождей встать под руку Рикса. Я очень надеялся, что авторитета Ордена хватит для того, чтобы хоть как-то изменить положение.
Пришлый друид с севера, совершавший первое паломничество в Священную Рощу, рассказал мне о кампании Цезаря против белгов. Он сам был из ремов, соседей белгов. Его племя, пытаясь выторговать себе безопасность, громче всех кричало о том, что белги вынашивают планы нападения на Рим. Они надеялись, что когда Цезарь уведет свои армии, земли белгов достанутся им.
— Но Цезарь после победы и не подумал уходить. Ты же знаешь, он не щадит ни детей, ни женщин. И на нас ему было наплевать. Он захватил обширные земли и стал строить поселения! — Друида трясло от негодования. — Мы остались ни с чем, хотя и встали на сторону Цезаря.
— Это понятно, — кивнул я. — Если бы ты пришел раньше, я бы сам рассказал тебе о планах Цезаря, тогда они не стали бы для вас неожиданностью.
— Я долго добирался до вас... Нас у ремов уже немного осталось... ты не понимаешь... — пытался он оправдываться.
— Да все я понимаю! — прервал я его. — Ты поспешил в Рощу, как только ваши проблемы стали достаточно серьезными. Дай угадаю, что это за проблемы. Римляне занимают ваши земли?
Он понуро склонил голову.
Друиды ремов редко бывали у нас, во всяком случае, с тех пор, как я стал Хранителем. Да и не только они. Например, Дивитиака я вообще никогда не видел под нашими дубами. Интересно, считает ли он себя до сих пор членом Ордена, или совсем стал человеком Цезаря? Он предал Орден, соблазнившись золотом и мощью римской конницы, в которой видел защиту для своего племени. Возможно, он считал это мудрым выбором. И ответственность за этот выбор лежала полностью на нем.
После возвращения из Аварика я расспрашивал воинов, слуг, мастеров и фермеров, не видел ли кто из них римлян в окрестностях Рощи. Никто не видел. Их ответы меня не успокоили. Я спинным мозгом ощущал опасность.
— Огмиос, нам нужно больше дозорных, — обратился я к начальнику стражи. — У тебя люди спят вместо того, чтобы смотреть за каждой повозкой. Рощу надо защищать, Огмиос! Ты понимаешь? Защищать!
— Ты боишься, что кто-то деревья украдет? — попытался он неуклюже пошутить.
— Да! Боюсь! И ты должен бояться.
Он уставился на меня с искренним видом глупого человека, пытающегося сообразить, о чем ему говорят.
— Да кто же утащит деревья без твоего ведома? — удивился он на этот раз совершенно серьезно.
Я подумал, что Огмиоса пора менять на человека помоложе и более сообразительного. Но это потом, а пока я послал Тасгецию просьбу прислать еще воинов для охраны форта.
— Да не даст он тебе никого, — рассудительно сказал Тарвос. — Он же соображает. С какой стати ему давать тебе в руки хоть одно лишнее копье?
— Знаю, — ответил я. — Но так положено.
— Ты все еще не хочешь открыто обозначить свою позицию?
— Ничего хорошего из этого не выйдет. Посмотри, к чему привела распря между Думнориксом и Дивитиаком. Эдуи раскололись пополам; это настолько их ослабило, что ни о каком сопротивлении Цезарю и речи идти не может. Нет, Тарвос, если и дойдет до открытой вражды с Тасгецием, пусть это будет личная вражда, а не противостояние Ордена и вождя племени.'
— И когда этого ждать? — поинтересовался Тарвос.
Когда? Я сам бы хотел это знать.
Под предлогом усиления охраны Рощи я несколько раз бывал в Ценабуме. Вяло пытался убедить Тасгеция выделить дополнительную охрану, а на самом деле проводил много времени с Котуатом, призывая его думать и еще раз думать, видеть перспективы, планировать действия и сдерживать себя. Я всеми силами старался подготовить из него такого вождя, какой вскоре нам понадобится.
Как я и ожидал, Тасгеций отказался выделять воинов.
— Ты ошибаешься, Айнвар! — снисходительно объяснял он мне. — Римляне не представляют никакой угрозы. — Мы говорили в его доме, и здесь он не сдерживался. — Думаешь, я не вижу, зачем тебе воины? Хочешь сколотить свою партию? Не выйдет. Я для тебя слишком умен!
— Друиды никогда не полагались на силу оружия.
— Времена меняются, — усмехнулся вождь.
— Вот и я об этом думаю, Тасгеций. Времена меняются. А я — Хранитель Рощи. И если в этих новых временах что-то угрожает Роще, моя обязанность...
— Нет, — резко прервал он меня. — Не знаю, ради чего ты мотаешься между поселком и Ценабумом. Я уже говорил тебе:
