— Ты ничего не хочешь нам сказать, мастер Ридд? — поинтересовался барон, не сводя с опасного и по-прежнему непонятного гостя цепкого взгляда.
— Где Питт, почему он не охраняет вашу милость? — Ридд едва узнал свой хриплый и какой-то чужой голос. Заслышав, что тот определён в подвалы за предательство и на днях его ждёт виселица, он лишь невесело усмехнулся и неодобрительно покачал головой. Ох и фортели судьба выкидывает — закачаешься! И всё же…
— Я хочу выкупить его жизнь и свободу.
Давно эта зала не слышала такого хохота — барон смеялся весело, отчаянно и зло, как человек, наконец скинувший носимую долгое время маску. Расправивший плечи и впервые за долгие годы позволивший себе вдохнуть воздуха полной грудью.
— Выкупить? Вряд ли у тебя найдётся цена, мастер Ридд. Да и сам ты скорее всего не выйдешь из этой залы. Но… всё же, ты нас заинтересовал. Говори!
Два взгляда снова встретились. Торжествующий, гордый взор победителя и затравленный, мрачный, загнанного в угол зверя… И всё же, лис показал на миг свои клыки — да такие, что барон отшатнулся:
— Старый маркиз Беренц, бессменный главнокомандующий королевской армией — я принесу вашей милости его голову на подносе. Это и будет выкуп за свободу Питта и ваше слово забыть про нас с ним.
Как ни был ошеломлён Ридд внезапным изменением в поведении прекрасной и столь желанной Меаны, голова работала холодно и ясно. Ведь именно старинный род Беренцев и оказывался той самой, второй побочной ветвью королевской крови, которая стояла на пути к трону барона Шарто… Ну, а про то, что именно тот дворянин в своё время взял штурмом замок отца и едва не отправил на тот свет его самого, Ридд распространяться не спешил. Тот случай, когда полезное совпадает с приятным — да и у маркиза из законных детей имелись лишь три дочери. Не бойцы и вряд ли претендентки на высший трон…
— А ты умеешь искушать, мастер Ридд, — барон разглядывал того с усмешкой, больше похожей на кое-как скрывающий удивление оскал, однако с ответом не спешил. — А как насчёт дальнейшего? Может ли наша милость рассчитывать, что однажды не проснётся проткнутой чем-нибудь острым или вообще без головы?
"И ведь не может не догадываться, что жизнь его сейчас и без того висит на ниточке моего терпения"
Держись, Ридд — только держись, друг мой!
И тогда в тревожно затихшей зале снова раздался негромкий, смертельно усталый голос.
— Моего слова достаточно, ваша милость? Ни делом, ни бездельем… и так далее.
Барон опустил двуручник, коснувшись кончиком сияющего клинка чёрно-серых мраморных плит, отполированных слугами и натёртых воском, тотчас отразивших это диковинное подобие солнечных часов.
— Хотела бы наша милость знать, отчего верит именно твоему слову, а не иным гарантиям, куда более надёжным, — вельможа коротко задумался и тряхнул головой. — Хотелось бы услышать ещё слово насчёт нашей матушки…
Но Ридд пресёк эти пустопорожние размышления вслух таким величественным жестом отрицания, что барон поперхнулся на полуслове и с изумлением воззрился на непонятного авантюриста, вдруг представшим на миг величавым вельможей.
— Это излишне и даже не обсуждаемо, ваша милость. Женщины неприкосновенны.
И всё же, выдержка на миг изменила барону — он хоть и коротко, но взглянул на мать. И хотя та склонила долу глаза в крайней задумчивости, её лёгкий кивок не остался незамеченным. Ни сыном — ни цепко охватывавшим взглядом обстановку его врагом.
Ох, Ридд, кажется, меня терзают нехорошие предчувствия…
Но цена, предложенная парнем, и впрямь оказалась настолько соблазнительной, что уже почти чувствовавший тяжесть королевских регалий барон наконец решился.
— Что ж… свобода предателю и наше баронское слово забыть о вас обоих в обмен на обещание не поминать прошлое. И плюс к тому, — барон жёлчно усмехнулся, но глаза его горели мрачным торжеством. — Голова маркиза Беренца нам не нужна, лишние с нею пересуды тоже. Но известие о его скоропостижной и очень мучительной кончине будет выслушано нами с просто неизъяснимым удовольствием.
— Согласен, и даю в том своё слово, — Ридд поднял левую руку в известном жесте клятвы, отчаянно надеясь, что не выглядит слишком уж поспешным.
А барон снова рассматривал его, чуть расслабившись и наслаждаясь каждым мигом своего триумфа. В напряжении уже побелели ладони стиснувших оружие солдат, но их повелитель всё медлил, медлил, медлил! И лишь потом в зале раздался размеренный голос:
— Привести пред наши очи бывшего сержанта Питта, кандалы пока не снимать…
Наверное, эти несколько минут невыносимого ожидания стоили Ридду слишком много недожитых лет потом — но всё-таки они прошли спокойно. За боковой дверью что-то лязгнуло, загремело, послышалась перебранка. Створка распахнулась, и в неё не столько вошёл, сколько ввалился Питт в лёгких кандалах — но спасибо святому Динасу, живой и даже здоровый. Он на остатках куража ещё проорал что-то этакое, злое и позволенное лишь обречённому на казнь. Однако, наткнувшись на хмурый взгляд Ридда, он поперхнулся и молча шагнул вперёд.
— Что ж, наш бывший верный воин. У тебя был шанс выслужить не только офицерский пояс, но даже и дворянский титул. Но ты предпочёл предательство, цена за которое мучительная смерть… и всё же, нашей милости заплатили очень хорошую цену за твою презренную жизнь. Настолько хорошую, что… В общем, ступай с глаз наших, и мы не держим боле на тебя зла.
Ридд ни в тот момент, ни потом, так и не смог понять — почудилась ли в интонациях барона Шарто что-то мягкое и даже чуть ли не сожалеющее, но вот что голос вельможи этак симптоматично дрогнул, парень мог бы поклясться. Быстро обняв друга, провонявшегося тюремными подвалами, он только и успел шепнуть ему: молчи! — как по зале вновь раздался голос барона.
— Наша милость даже настолько уверены в данном мастером Риддом слове, что своею властию я, полновластный барон Шарто, повелеваю — освободить бывшего нашего сержанта прямо сейчас…
Дюжина шагов к дверям залы за руку с другом показались парню вечностью. Каждый из них давался с куда большим трудом, чем звеневшему цепями Питту, меж лопаток просто-таки зудели взгляды и прицелы. И всё же, приостановившись возле раскрытой створки и пропуская вперёд вырванного из цепких лап смерти арестанта, Ридд словно ненароком оглянулся.
Лишь с тем, чтобы навсегда запомнить эту картину: вернувшийся в объятия трона барон Шарто — и точно так же вернувшаяся в его объятия красавица-Эльфийка с затянутым любовной пеленой взором…
"Милая, с каких это пор ты вмешиваешься в мои решения?"
