Я сдвинул брови.
— Надеюсь, это не ты развлекаешься?
— Когда я сам в пути? Да нет, чародей, ты что, это не я!
Я вздрогнул и оглянулся по сторонам.
— Ой, только не клянись, пожалуйста, ни в чем. Меня это пугает.
— Надо идти вперед, — угрюмо заявил Жильбер. — Под лежачий камень вода не течет.
— Это верно, — согласился я. — Вперед, mes amis* [25].
— Если «вперед» туг что-то значит, — проворчал Гремлин, однако зашагал-таки вперед.
* * *
Примерно час спустя я снова попросил его остановиться.
— Так... — сказал я. — Мы следили за тем, как падает свет на деревья, и шли именно на свет, но вот мимо этой березы мы уже точно в третий раз проходим!
— Но как, — пробурчал Гремлин, — ты можешь быть уверен в том, что это одно и то же дерево?
— Да так, что лес тут хоть и смешанный, но растут тут большей частью дубы да ясени, и эта береза единственная. И вдобавок рисунок коры у нее особенный: вон те пятна — как будто чьи-то злобные глаза.
Тут все обернулись и посмотрели на березу.
— Верно, — подтвердил Жильбер. — Посредине ствола, видно, дятел долбил — получились глаза, а под ними что-то вроде усмехающегося рта.
Гремлин протопал к дереву.
— Эй ты, бледнолицый! Чего хохочешь-то? И не стыдно тебе?
Но это, конечно, только ветер шумел в ветвях. Не могло дерево смеяться.
— Делаю вывод, — сказал я. — Королева знает, где мы, и наложила на этот лес заклятие, чтобы мы тут бродили по кругу.
— Но она же думает, что мы умерли! — возразила Анжелика.
— Наверное, она все-таки в этом засомневалась и поглядела в свой хрустальный шар.
— Вряд ли, — буркнул Гремлин, возвратившись от березы. — Ни в каком хрустале не увидишь дворца Короля-Паука, если только он сам этого не захочет. По мне, так этот лес кто-то еще в незапамятные времена заколдовал. Про это знают все, кто живет поблизости, поэтому сюда и не наведываются.
— Очень может быть, — согласился я, но тут же встревоженно обернулся. — Фриссон, чем это ты занимаешься?
— Да просто с палочкой забавляюсь. — Фриссон испуганно выпрямился и спрятал руки за спину. У меня, наверное, волосы встали дыбом.
— А у меня почему всегда мурашки по коже бегают, как только ты начинаешь во что-то играть? Что это за игра, Фриссон?
— Ой, да ничего такого... Просто... — Фриссон вынул из-за спины палочку — а если точнее, то целых три. Одна из них была плоской щепкой, вторая — круглым сучком, вставленным в дырочку посредине третьей длинной палочки.
— Ну, и что? — поинтересовался я, не скрывая подозрительности.
— Да я... читал стихи, восхваляющие Полярную звезду, — пояснил Фриссон. — Она же всегда указывает путь на север, ну вот. Я просто так, я ничего такого...
— Ничего такого — вы только послушайте! Всего-навсего компас изобрел — больше ничего! — Я обошел поэта и встал за его спиной. — Веди нас, Фриссон. Покуда эта палочка направлена на нас, мы идем к югу!
Фриссон оглянулся. Вид у него был самый что ни на есть счастливый. Теперь он возглавил нашу экспедицию, а Гремлин, сердито бурча, поплелся в хвосте.
Прошел еще час, и я снова попросил всех остановиться.
— Так, — сказал я, — никакого толка. Мы пошли по прямой линии в соответствии с указаниями Фриссонова компаса, и вот она опять, эта треклятая береза. Честно говоря, так бы и спалил ее!
Ответом на это мое заявление был долгий тяжкий стон.
Я уставился на дерево.
— Не хочешь, а? Так может, отпустишь нас? — И снова послышался стон — жалобный, усталый.
— Савл, — окликнула меня Анжелика, — стонали слева, а дерево справа от нас.
Я сдвинул брови, прищурился и вгляделся в подлесок. И конечно, оттуда снова послышался стон — уже гораздо ближе.
— Всем назад, — скомандовал я.
И опять кто-то застонал — на этот раз близко и отчетливо, и вскоре на опушку вышла старуха. Она торопилась изо всех сил и в страхе оглядывалась через плечо.
Меня это сильно встревожило.
— Кто за тобой гонится? — крикнул я.
— Смерть моя! — вскричала старуха. — Уходи, глупец! А не то подхватишь оспу, которой я больна. Тогда и за тобой по пятам будет шляться смерть!
Все попятились, и я в том числе. Однако здравый смысл все-таки возобладал.
— От смерти, сударыня, не уйдешь. Вам следовало бы остановиться и сразиться с ней.
— Думаешь, мой господин дал мне силы бороться со смертью? — проскрипела старуха. — Вот уж глупец-то, трижды глупец! Как только смерть нагонит меня, меня заполучит дьявол! Бегите! — И она заковыляла прямо на меня.
Сработал рефлекс. Я отступил, но сказал:
— Если покаешься, я, может быть, сумею тебя вылечить.
Старуха остановилась передо мной, замерла. Она сверлила меня глазами так, что до костей пробирало.
— Можешь, так вылечи!
— Ты продала свою душу, — заметил я. — Я не священник, не бесогон, я всего лишь чародей. Но мои чудеса не возымеют власти над тобой, покуда ты принадлежишь Сатане.
— Тогда я каюсь! — Старухой вдруг овладел панический страх, она упала на колени и воздела руки к небу в молитве. — Господь на Небе... на Не... Господи Всевышний, спаси меня! Я знаю, что я этого недостойна за все то зло, что я сотворила, но пусть этот глупый волшебник спасет мою дряхлую шкуру, и тогда я больше никогда не стану творить зло!
Что-то зашуршало в тени деревьев. Я пристально вгляделся и протянул руку к Фриссону, сказав:
— Оспа.
— Уже нашел, — сообщил Фриссон и вложил мне в руку кусок пергамента. Я взял пергамент и зачел:
Черная ост, куриная оспа, оспа-ветрянка и оспа коровья!
Прочь убирайтесь, скорей убирайтесь. Вас не осталось —
Осталось здоровье!
Стишок меня воодушевил, и я от себя добавил куплетик, который Фриссон не смог бы сочинить при всем желании:
Брысь, вибрион, собирай чемоданы и не забудь прихватить спирохету!
Менингококки и стафилококки, были вчера вы, сегодня вас нету!
Кто бы там ни шуршал, шуршание прекратилось. Бывшая ведьма удивленно озиралась. Прямо у нас на глазах противные отметины с ее лица исчезали.
— Все верно! — воскликнула старуха. — Я чувствую, как болезнь покидает меня, как отступает лихорадка, как воскресают мои силы!
— Это долго не продлится, — поспешил я предупредить старуху, — если ты не покаешься. Ты ушла из-под власти Сатаны, но недалеко.
— О, да! Мне нужно как можно скорее разыскать священника! — Старуха встала на четвереньки, разогнулась и заковыляла к лесу, не переставая рассыпаться в благодарностях. — Благословить тебя я не могу, бабка я больно злая, но вот уж спасибо тебе, добренький незнакомец!
