— Глядя на тебя, можно подумать, что ты не мой брат, а батрак, при том явный дурачок, и начинающий угробец, — недовольно фыркнула девица. — У тебя что приличной одежды не нашлось? Я всё понимаю, тяжёлая воровская доля, но зачем же было с пугала тряпки тянуть? Неужели со шнурка у кого-нибудь стянуть не додумался?
— Эл, отстань от ребёнка, — устало проговорила Яританна, девушка была настолько вымотана, что даже соображала с трудом. — Мы все тут в этикет не впихиваемся, так что очень повезёт, если за людей примут и боевиков не натравят, как на свежеподнятых покойников.
— О-о-о! Какая трогательная забота, — издевательски протянул юноша, расплываясь в гаденькой улыбке и безрезультатно (по объективным причинам) пытаясь хлопать ресницами. — Наконец, осознала, что я тебе нравлюсь, и хочешь извиниться?
Виль слишком ловко для своей нескладной фигуры перебрался поближе к понуро растирающей плечи девушке и доверчиво примостил свою вихрастую голову на оттопыренной коленке, даже перехватил руку духовника, пристраивая на своём слегка отёчном лбу.
— Эл, можно я его стукну… больно? — девушка попыталась вывернуть из захвата кисть.
— Можно, — согласно кивнула маленькая травница, активно закопавшаяся в собственную сумку, — только сначала дай мне свести отёки, для чистоты эксперимента, а потом бей только прицельно. Мне нужно сотрясение мозга, а не выбитый глаз.
Сообразив, что остался в меньшинстве, парень также стремительно вернулся на прежнее место и, состроив честнейшее выражение лица, принялся складывать костёр. Ловкость и расторопность, с которой укладывались крупные ветки и совсем лёгкий хрупкий, несмотря на свою сыроватость, хворост выдавали завидный опыт Виля в плане диких походов. Даже подобранные по дороге камни, служащие одновременно и защитным кольцом, и аккумулятором тепла, и поддоном для готовки, обычным любителям туризма и мелким сельским экстрималам были не свойственны. Яританна недовольно нахмурилась: по правде, она узнала о таком методе разведения костра от отца и считала это знание каким-то особенным и закрытым. Натыкаться же на него в исполнении противного во всех отношениях вора ей было неприятно…
— Так-с, ребята-товарищи! — травница похлопала в ладоши, привлекая внимание собравшихся. — Прошу не стесняться и выкладывать, у кого что есть, ибо кушать хочется зверски.
Девушка нисколько не преувеличивала. Солнце уже успело забраться за макушки леса и ненавязчиво, но ощутимо нагревало воздух, создавая неприятную, липковатую духоту. От изнурительной ходьбы да неудобной ноши болели переполненные усталостью мышцы и неприятным тягучим жаром давали о себе знать потянутые связки. Уставшее тело требовало отдыха и пищи, при том требовало активно и громко, нестройным хором выводя урчащую серенаду пропущенному завтраку и загубленному ужину.
— У меня вне активных составов только парочка корешков от гастрита (очень актуально при таком питании) и та замечательная светящаяся плесень из гробницы, что я вчера соскребла с той вывалившейся мумии, — первой начала каяться в продовольственных грехах Алеандр, честно выкладывая перед зрителями все описываемые богатства. — Ещё могу из травы салатик сварганить попроще, но совсем простой и из реальной травы, зато с гарантией, что не отравитесь.
Чаронит печально пожала плечами и отвернулась, почти незаметно пытаясь оттереть о штанину полапанную вором ладошку.
— Вот блин, — скуксилась травница. — Почему, когда не надо, ты что-нибудь да сволочёшь, а когда невмоготу, то сразу честная. Ладно, спаситель наш, чем порадуешь несчастных изголодавшихся дев?
Виль сделал хитрое лицо, обвёл заговорческим взглядом присутствующих и с невероятной проникновенной торжественностью запустил руку в свой худенький тряпичный рюкзачок, больше смахивающий на каторжанскую торбу, и под барабанную дробь, им же и имитируемую, вытащил пред очи жаждущей публики средних размеров, слегка подгнившую с одного бока тыкву. Публика оказалась ужасно неблагодарной и появление нового действующего лица не оценила.
— Что это? — пренебрежительно скривилась Алеандр, непочтительно пялясь на извлечённый овощ, у неё закрадывались серьёзные подозрения, что провиант вор раздобыл там же, где и одежду: на общинном огороде.
— Это репа! — не без гордости просветил неразумных Виль.
— А в репу? — травница схватила забракованную снедь и прицелилась в одну наглую рыжую морду.
— Ты чего сбрендила? — злобно рявкнул самозваный балагур, перехватывая из её рук тыкву-репу и возвращая на каменную подложку. — Предложи что-нибудь получше, если такая умная. Хочешь, можешь травой питаться, коза бешенная, а репу можно и на углях подпечь и в лопухах.
— А ничего, что это тыква? — обиделась за козу Валент, примеряясь, как побольнее пнуть доходягу, чтобы не получить сдачи.
Настоящие мужчины никогда не поднимают руку на женщин, но простому народу этого никто не объяснил и в семействах не-чародеев рукоприкладство практиковалось часто.
— Так даже лучше, — не потерял оптимизма, Виль и принялся острым камнем разделывать овощ.
Алеандр с видом умудрённого жизнью наставника посмотрела на его тщетные манипуляции над лежалой, явно старой, а посему совершенно непробиваемой ничем кроме меча и топора тыквой и тяжело вздохнула:
— Огниво-то у тебя есть, гений доморощенный?
— На кой? — вполне искренне изумился парень. — Вы ж обе чародейки, шмальнули разок своими искрилками в деревяху — вот вам и костёр!
— Ага, подожди сейчас только искрилку настрою, — проворчала травница, недовольная тем, что её уличили в слабости и некомпетентности. — А ничего, что я, вообще-то к водной стихии отношусь, а Танка к земле. Как ты нам предлагаешь огонь добывать, трением? Мы же к истокам стихии обратиться не можем, да и заклятия на её основе нам недоступны.
— То есть от тебя вообще никакой пользы, — расстроенно вдохнул парень.
Это была даже не пощёчина трепетному и нежно взлелеянному самолюбию, что под покровом правильного воспитания росло и колосилось на фоне менее усердных в учёбе и саморазвитии студиозов. Нет! Это был настоящий вызов, свершившийся после смачного пинка и долгого валяния в грязи свежевымытой моськой. Стерпеть такое от человека, лишённого силы, тем более такого неблаговидного призвания и жизненных установок, было невозможно. Юная травница гордо вскинула подбородок, прожигая негодующим взглядом жалкого неуча. Подмастерье второй ступени, почти не постанывая от усталости, поднялась на ноги и гордо распрямила спину, даже слегка перегнувшись в пояснице, от чего кончик косы едва не мазнул по земле. Будущая, по всем признакам, заведующая кафедры Зельяварения, стала в подобающую позу, вытянув вперёд исцарапанные грязные ладошки с отпечатками травяного сока и чёрными полукружиями под ногтями. Поза вышла замечательно и полностью совпадала с описанием в энциклопедии от положения ног, до одухотворённо-сокрушающего выражения лица. Не часто девушке, откровенно пренебрегавшей другими дисциплинами, приходилось столь знатно и качественно выполнять задуманный приём. Увы, зрители всего великолепия её преображения не оценили, поскольку были дремучи, безграмотны и приземлённы. И если, поднимаясь, Алеандр ещё успела прислушаться к голосу разума и доводам здравого смысла, то при одном только взгляде на скептично скривившуюся одутловатую рожу заново прониклась чувством превосходства и желанием демонстрировать его направо и налево.
