Игорь скрипнул зубами, и толкнул Сивку вперед. Его зовут Медвежье Ухо. А не Тухлый Кусок Мяса. Он вытерпит все, что положено. Он сделает все, что от него зависит. Думать надо было раньше, и бояться надо было раньше, теперь поздно, теперь остается расплачиваться за содеянное.
Но когда лес расступился и вдалеке появился забор, увешанный черепами, Игорь снова невольно приостановил коня и низко опустил голову. Первый раз в жизни захотелось выпить для храбрости. И где-то в его вещах, брошенных на поляне, завалялась фляга героя спецназа с остатками водки на дне. Он мотнул головой: не хватало только заявиться к старухе навеселе.
Он вытерпит все, что положено. А вытерпит ли? Ведь есть же случаи, когда люди мужественно переносили пытки. Сможет ли он сохранить хотя бы каплю присутствия духа и чувства собственного достоинства, или ему это не по силам? Игорь обычно терпел боль молча не из-за стойкости характера, а из-за стеснительности и боязни привлекать к себе внимание. Ему гораздо проще было стиснуть зубы, чем вскрикнуть и вызвать удивленные, осуждающие или, тем более, сочувствующие взгляды.
Наверное, самая сильная боль, которую он испытал в жизни – это сломанные ноги, когда он упал с крыши. Игорь и тогда боялся кричать. Боялся, что сторож его увидит, боялся, что ребята будут над ним смеяться. Боялся, что мама испугается. И этот страх оказался сильней боли: он плакал как девчонка, как ему тогда казалось, он до крови искусал губы, так, что на них остались шрамы, но так и не смог закричать в полный голос. И потом, лежа в больнице, плакал от боли по ночам, и презирал себя за эти слезы, но не посмел жаловаться или стонать, как это делали те, кто лечился с ним в одной палате. А боязнь высоты осталась на всю жизнь именно страхом перед болью, от которой льются слезы из глаз, как ни старайся их удержать.
И что будет с ним теперь? Когда он сломал ноги, то отлично понимал, что никто ему не поможет, все вокруг и так только и думают о том, как облегчить его страдания. А теперь, когда есть шанс выпросить пощады? Сможет ли он не воспользоваться этим шансом? Сумеет ли не отступить от задуманного, или сломается, едва боль станет нестерпимой? И что сделает старуха? Выгонит его прочь, или, наоборот, не станет прислушиваться к его мольбам?
– Слышишь, парень? – он хлопнул Сивку по шее, – Не слушай меня, беги вперед. Иначе я никогда туда не доеду…
Он расправил плечи и поглубже вздохнул, борясь с дрожью и слабостью. Будь что будет. Сивка отлично понял приказ и пошел вперед ровной рысью. Игорь был уверен, что не собирается отказываться от своего решения, он считал, что всего лишь хочет оттянуть время, собраться с духом, приготовиться к неизбежному мучению. И понимал: это лишь отговорки – он никогда не будет готов к этому, он никогда не перестанет бояться, и, сколько бы времени ни прошло, пытки от этого легче не станут.
Он вытерпит все, и убьет колдуна. За Маринку, за Светланку, за всех, кого тот лишил жизни из-за прихоти обладать семенами перелет-травы. И за этот свой унизительный страх, и за предстоящие мучения – он найдет и убьет колдуна.
Избушка, повернутая крыльцом к пропасти, не подавала признаков жизни. Перелет-трава висела над воротами и опустилась Игорю на плечо, когда он пересек границу двора. А там ли старуха? Игорь спешился и обошел домик с трех сторон. Окошки закрыты ставнями… Что он будет делать, если ее нет? Где будет ее искать? А если старуха там, и просто не хочет выходить ему навстречу? На ее месте Игорь ни за что бы не вышел.
Сперва он хотел сесть на землю и подождать, но вовремя одумался: он даже не попытался постучать в дверь! Или в окно. Но если он подтащит лестницу и постучится, старуха все равно не захочет ему открыть. Дожидаться, когда она снизойдет до того, чтобы начать его истязать? Он и сам знает, что ему нет прощения. Он и сам примет от нее любые мучения. Он сам так решил, он имеет право потребовать от старухи отправить его за Маринкой. У него есть перелет-трава и бледный конь. А если он подождет хотя бы немного, то, чего доброго, никогда не решится на это.
Игорь остановился напротив избушки и посмотрел по сторонам. Вот и все. Назад пути не будет. Ржавый крюк качнулся перед глазами, во рту пересохло, и язык прилип к небу. Неужели он не сможет выговорить десятка простых слов? Неужели страх имеет над ним такую власть? Он ведь все решил, он все вытерпит, он не станет просить пощады… если сможет.
Его зовут Медвежье Ухо. Маринка придумала это имя, как будто знала, что когда-нибудь оно поможет ему перешагнуть через себя и отправиться за нею следом.
– Встань по старому, как мать поставила, к лесу – задом, а ко мне – передом, – устало выдохнул он, топнул ногой и поднял голову, ожидая результата: старуха не увидит его страха. Он ни за что не покажет ей, что боится. Иначе она может и передумать, и не даст ему этого последнего шанса.
Избушка нехотя повернулась, и ступени крыльца уперлись ему под ноги. Ну? Подняться и открыть дверь?
Старуха вышла на порог, мрачная, как стая ворон.
– Пришел? – спросила она, словно плюнула в его сторону.
Игорь кивнул и поднял подбородок повыше.
– Пошли, – махнула она рукой, проворно сбежала с крыльца, и широким шагом направилась к бане.
Игорь сглотнул и почувствовал, что ноги не идут. Вот так, сразу? Не сказав почти ни слова? Но он еще не готов… Он еще не успел привыкнуть к неизбежности этого пути, он еще не собрался с силами… Игорь сделал пару шагов вперед на ватных, подгибающихся ногах.
– Ну? – старуха оглянулась.
Игорь кивнул ей, стиснул кулаки, потряс головой и пошел быстрее. Она не увидит его страха. Его зовут Медвежье Ухо. А не Тухлый Кусок Мяса.
Дверь в парную оставалась закрытой, старуха впустила его в предбанник впереди себя и коротко велела:
– Раздевайся.
– Совсем? – жалко выговорил Игорь заплетающимся языком.
– Совсем, совсем, – кивнула старуха.
В предбаннике было жарко, душно и светло. Руки запутались в свитере, пальцы не гнулись и соскальзывали. Он сперва не понял, что за странный звук он слышит, пока не догадался: это стучат его зубы. Он посильней сжал челюсти и поймал презрительный старухин взгляд. От злости на себя он сдернул свитер одним движением и зашвырнул его в угол, на лавку. Туда же полетела футболка. Игорь, не подумав, начал снимать брюки, но поздно сообразил, что не снял сапоги. Получилось смешно и неудобно, он едва не упал на пол. Пришлось ковылять до лавки и раздеваться сидя. От обиды, унижения и страха на глазах выступили слезы: да он сейчас расплачется от ужаса, не дожидаясь боли!
Обычно нагота смущала его, но на этот раз он нисколько не стеснялся: беззащитность собственного тела напугала его еще сильней. Слезы встали в горле твердым болезненным комком, покачивающееся лицо старухи расплылось перед глазами: он не выдержит. Он не сможет выдержать. Не сейчас! Подождите еще немного… Хотя бы пять минут…
