Зои и Дудочник добывали птиц, кроликов, а однажды поутру Дудочник поймал змею. Никто кроме него не решился ею закусить, хотя он ел и нахваливал. Но даже с полным желудком гонка утомляла. На выжженной равнине главным бичом стала жажда. Зои и Дудочник по очереди уходили вперед разведывать местность, я же с помощью дара несколько раз находила родники, где мы наполняли фляги.
Мы редко разговаривали, даже когда уже укладывались на отдых. Это походило на бредовое состояние, в которое я впала в первые дни нашего побега во время перехода по туннелям: пробуждение-ходьба-сон-пробуждение-ходьба-сон. Я видела, как вымотался Кип. Ночью, прижимаясь спиной к его спине, я чувствовала каждый выступающий позвонок. Но никто не хотел притормозить. На этот раз нас вела цель, которой не хватало в прошлом.
Я вспомнила, как несколько месяцев назад Кип сказал, что «как можно дальше» — это неясный конечный пункт. «Теперь у нас есть конечный пункт, — думала я, — хотя кто знает, что из этого выйдет». Несмотря на имеющуюся цель, Кип постоянно нервничал. Почти не разговаривал, даже когда мы вместе лежали, прижавшись друг к другу, подальше от ушей Зои и Дудочника. Может, это несвойственное для него молчание объяснялось истощением? Но ведь мы и раньше уставали — за нами через полстраны гнались солдаты Синедриона, — однако он никогда раньше не был таким тихим. Это безмолвие, которое он таскал как вериги, пристало к нему в запретном городе на вершине горы. Увидев провода, которые напомнили о баке, он впал в ступор и с тех пор так до конца и не оправился.
Возможно, я все эти месяцы просто недооценивала, насколько повлияло на него заточение. Из-за его шуток и добродушных ухмылок легко забывалось, что ему пришлось пережить, да и физически он быстро восстановился. Тело, несмотря на худобу, стало выносливым, движения утратили былую неуклюжесть.
Но паника, охватившая Кипа на вершине горы посреди руин с вьющимися проводами, напомнила, что душа его по-прежнему надломлена. И все дни и ночи, проведенные вместе, даже не начали процесс исцеления.
Однажды на рассвете, когда я едва очнулась ото сна, он прошептал чуть слышно:
— Что, если память вернется, а воспоминания мне не понравятся?
Я перекатилась поближе и положила ладонь ему на грудь. Его сердце билось, словно пойманная птица.
— А что, если я не хороший человек? — продолжил он. — Если я окажусь не таким, каким хотел бы быть?
— Ты что-то вспомнил?
Он покачал головой:
— Нет. Но мы всегда предполагали, что возвращение памяти — благо. А вдруг это не так?
Я медленно погладила его по груди, стараясь двигать рукой в ритме нормального биения сердца. Частенько, когда я просыпалась с криком, он успокаивал меня так же, поглаживая по спине. Что я ему предложила? Чем наполнила провалы в памяти, кроме бремени собственного ужаса, преследовавшего меня в снах? И новых кошмаров о преследовании и бойне?
— Ты сам выбираешь, кем быть.
— Ты в это веришь?
Я кивнула, прижавшись лбом к его плечу:
— Я знаю тебя, Кип.
* * * * *
По мере того, как засушливые равнины уступали место долинам рек, стали появляться признаки жилья.
Сначала несколько поселений на все еще сухой, но уже пригодной для земледелия территории: скудные форпосты омег, состоящие из нескольких хибар. Мы по-прежнему старались обходить их по широкой дуге и не разводили огонь по ночам. Потом, на более плодородных землях, показались жилища альф с ухоженными пашнями и садами вокруг больших домов. Мы видели людей за работой в поле или в пути, но простора хватало, чтобы передвигаться незамеченными, избегая оживленных дорог даже по ночам. По словам Дудочника и Зои, за пару дней до Уиндхема нам должен был встретиться конспиративный дом: одинокое жилище в сырой лощине, которое принадлежало паре омег, сочувствующей Сопротивлению. Мы наконец уснем под крышей, вымоемся и укроемся от пристального взгляда открытого пространства. Всю ночь пути я мечтала, как улягусь в мягкую постель и позволю себе роскошь не обращать внимания на погоду. Но на рассвете в долине нас встретило пепелище — обуглившиеся балки все еще кое-где тлели на фоне грязи и черной золы.
— Кто-то потерял бдительность, — сказал Дудочник, когда мы присели на склоне. — Я опасался, что так и случится после нападения на Остров. Слишком много беженцев в отчаянии искали пристанище. Альфы, вероятно, кого-то заметили и отследили.
— Или их кто-то сдал, — вставила Зои. — Возможно, кто-то из плененных на Острове.
— Может, и так. — Дудочник глянул на руины. — Не думаю, что стоит подходить ближе. За этим местом могут наблюдать. — Он повернулся ко мне: — Там есть кто живой?
Я покачала головой. Из лощины не исходило никаких ощущений, только дым.
— Никого не чувствую. Но это не значит, что их убили. Возможно, лишь схватили.
Но с тех пор как стало известно про резервуары, даже это предположение не вдохновляло.
— Нужно двигаться дальше, — сказал Дудочник. — Найти крышу над головой. Но, похоже, произошло то, чего я боялся: сеть Сопротивления разоблачена и разрушена.
* * * * *
Через два дня на горизонте перед нами раскинулся Уиндхем. Я осознала, что никогда толком его не видела. Меня впервые привезли туда ночью с мешком на голове, а последующие впечатления ограничивались видом с крепостного вала.
Теперь, когда мы шли с запада навстречу рассвету, город постепенно вырастал перед нами. Здания облепили холм, как ракушки скалу, вплоть до форта, из-под которого вытекала река, неся свои воды на север. Примерно день пути вниз по течению — и нас ждут силосные башни. А там рукой подать до родной деревни, где до сих пор живет моя мать. Наша мать. На южной стороне горы проистекала невидимая отсюда другая река, о которой я не могла вспоминать без благодарности. Река, по которой несколькими месяцами раньше мы с Кипом двигались в первые дни нашего побега.
Зои оценивающе посмотрела на форт:
— В крепости полно солдат. Город тоже ими наводнен. Вы трое возглавляете список разыскиваемых.
— А что насчет тебя? — спросила я.
Она пожала плечами:
— Зависит от того, насколько глубоко альфы внедрились в сеть Сопротивления после нападения на Остров. Мы старались скрываться как могли, но нельзя делать то, что делала я долгие годы, не контактируя с людьми. Я постоянно сопровождала беженцев до контрольных пунктов, помогала спасательным операциям, встречала и передавала послания. Вполне возможно, кто-то из пленных с Острова прямо сейчас заливается соловьем перед альфами. Они не знают наверняка, что мы с Дудочником близнецы, но имеют некоторое представление о том, кто я и чем занимаюсь.