– Побрился бы хоть!
– Завтра.
– Дремучий ты человек, Жуга, – вздохнул Вильям. – Ни такту в тебе, ни обхождения. Женщина – существо тонкое, деликатное, к ней особый подход нужен. Образованную женщину по нынешним временам нечасто встретишь, – он призадумался. – Обычно женщины глупы и безрассудны, но иногда способны на поступки благородства удивительного, вот как Гертруда с этой книгой. А такого книжного собранья, как у неё, я давненько не видал…
– Чего-то мне про книги верится с трудом, – хмыкнул травник. – Ты не влюбился часом, а?
– Да ну тебя! – отмахнулся бард. – У всех вас одно на уме. Ладно бы ты чего смыслил в любви, так нет, а туда же…
– Любовь – очень сильная штука, – задумчиво сказал Жуга, глядя вдаль. – Она поглощает тебя всего без остатка, заставляет делать всякие глупости, отравляет, как яд… Я ненавижу это чувство.
– Дурак ты.
– А я знаю. Ладно. Я замёрз, пойдём.
Они прошли вдоль берега квартала два, свернули несколько раз, и после недолгих поисков остановились у знакомой калитки.
На сей раз им открыли сразу. Сегодня Герта, не в пример себе вчерашней, выглядела лучше – красное с зелёным платье, волосы уложены в подобие причёски, на губах кармин. Разорванную нитку жемчуга сменила тонкая цепочка с медальоном.
– А, это вы…
– День добрый, – поздоровался Жуга. Вильям стащил с головы берет и не без галантности раскланялся. Гадалка кивнула в ответ.
– Сегодня нас только двое. Тил… Видишь ли, Гертруда…
– Я знаю. Золтан мне сказал, что Телли не придёт. Входите.
На лестнице Вильям обернулся.
– Видал? – он кивнул Герте вслед. – Это, по-твоему, тоже халат? Эх, ты…
– Всё равно, – пожал плечами травник. – Серое ей не идёт.
В приёмной комнате опять было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала никакой и всю работу, даже самую тяжёлую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он совсем маленький – с кулак, при том ещё какого-то зеленоватого оттенка, непохожий на другие.
– Я думал, ты не пользуешься шаром.
– Я убрала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.
– Ну, не то, чтобы у меня, скорее – у них со мной… Хрупкие они какие-то, – он поднял взгляд. – А что ж сегодня-то?
– Да так, проверить надо кое-что. Садитесь.
Она подвинула себе стул, перебрала бумаги на столе и вытащила один листок.
– Я посмотрела свои записи и книги, – начала она. – Это касется вашего друга с зонтиками.
– Олле? – вскинулся Вильям. – Что с ним?
– Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силён, чтобы он ушёл навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.
Жуга и бард переглянулись.
– Я ничего не понял, – сказал травник.
– Я тоже, – поддакнул ему Вильям. – Попроще можно?
– Можно. Представьте иголку и холст. Холст – это как бы мир, а иголка – ваш Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно… Теперь понятно?
– Вполне, – кивнул Жуга. – А нитка за иголкой тянется?
– Я не думаю, что он что-то «сшивает»; он, скорее, не игла, а шило – только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, эти сны и есть уже готовые дыры…
– Его можно вернуть?
– Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. А вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад – парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушёл в лес и там пропал. А после кто-то, очень похожий на него, стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по верёвке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и всё прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.
– Странно, – проговорил задумчиво Вильям. – Мне Олле как-то раз рассказывал стишок про человека с верёвкой и мешком, который исчез в лесу. А у меня на родине поют колыбельную про крошку Вилли Винки: «Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто ещё не спит…»
– Наверное, это тоже был он, – Гертруда заглянула в пергамент. – Ещё упоминается какой-то человек, который капал в глаза спящих сладким молоком, но это было так давно, что даже нет ссылки на время. Вообще такие случаи редки. Во-первых, нужен очень мощный первоначальный импульс, чтоб покинуть этот мир мгновенно и живым, а во-вторых, сны – притягательная штука, но не каждый человек способен в них существовать. Для этого нужен особый склад ума, такое, знаете ли, чувство равновесия…
– Он канатоходец.
– А, тогда понятно. Жаль я не знаю, что с ним случилось.
– Может быть, это поможет? – Вильям полез в кошель и достал наконечник стрелы. – Я… гм… Олле исчез после того, как в него попала стрела. У неё был точно такой же наконечник.
Гертруда осторожно подхватила наконечник. Попробовала пальцем остриё. Нахмурилась.
– Откуда это у вас?
– Мне дал Рудольф из Лиссбурга. Принёс штук десять.
– У него их целый бочонок, – подтвердил Жуга. – Я не знаю, что это, но если он не врёт, их сделал маг по имени Эйнар.
– Эйнар? – переспросила та. – Эйнар Орчиз? Который высвистывал ветер?
– Наверное. Не знаю. Рудольф говорил, что этот Эйнар хотел стать дельфином и однажды исчез.
– Интересно. Очень интересно. Мне можно это взять на пару дней?
– Разумеется, – кивнул Вильям.
– Я вот ещё чего хотел, – Жуга достал мешок и выложил на стол дощечку. – Что ты скажешь вот об этом?
– АэнАрда! – воскликнула Герта. – Я думала, их уже не осталось.
– По-моему, я это уже где-то слышал, – пробурчал Жуга. – Это всё?
– Золтан говорил, что у тебя есть какой-то сюрприз, но такого я не ожидала. Превосходный экземпляр! – глаза Гертруды светились восхищением. – К тому же, в фазе активации… Уже конец игры?
Травник вздрогнул.
– С чего ты взяла?
– Всего пять фигур осталось.
– Их и было пять. С самого начала.
– Не понимаю, – нахмурилась та. – Должно быть восемнадцать. Сколько сделано ходов?
– Я не считал. Десяток или два.
– И всё с пятью фигурами? Невероятно! – Герта вскочила и направилась к камину. Оглянулась запоздало. – Ты позволишь мне взглянуть на фигуры противника?
У травника отвисла челюсть.
– Это можно сделать?!
– Да, конечно… – Гертруда осеклась на полуслове и нахмурилась. – Постойте, постойте… Так вы не знали? Как же вы тогда играете?
