В углах тянущегося в обе стороны коридора, влитые ступнями в широкие постаменты, стояли фигуры, высеченные из мрамора. Каждое из изваяний относилось по своему внешнему виду к тому или иному роду человеческой деятельности на Фархорне. Но странная задумка скульптора этих искусных творений не ограничилась одной лишь работой по камню. Каждая из фигур держала в руках картину. Воитель, снаряженный клинком, покоящимся в ножнах на поясе, удерживал за рамы по бокам произведение, изображающее кровопролитное сражение. Охотник же, дабы разместить прекрасный пейзаж на своем колене, вынужден был принять такую позу, словно предстал перед особой королевских кровей, однако же, дело того стоило, ведь всякий, проходящий по коридору дворца мог по достоинству оценить удивительный утренний лес, опушку которого облюбовала стая оленей. И, кстати сказать, дремлющий за спиной мраморного охотника лук, нисколько не мешал осуществлению сего элемента придворного этикета. Кузнец, прижав свою картину одной рукой к земле, словно клинок к наковальне, уже занес свой молот для удара, что, впрочем, не было так уж и далеко от истины, ведь на полотне был изображен великолепный двуручный меч, чья рукоять была щедро усеяна драгоценными вставками. И, пожалуй, самым таинственным из этой четверки был закутанный в свой мраморный балахон маг, который, воздев руки к небу, заставлял парить свою картину в воздухе. Посторонний наблюдатель мог битый час водить руками над этой работой, изображающей буйство стихий, но так и остался бы ни с чем, не найдя ни одной нити, за которую могло быть подвешено это творение. К слову сказать, картины, как и их «держатели», были настоящими произведениями искусства. Ох, какой вздох издал бы Себэстьян, увидев эти шедевры. Хотя, впрочем, торговец не был таким уж знатоком искусства, но зато по части сбыта он был дока и заломил бы за эти «безделушки» столько, сколько не смог бы запросить даже сам автор этих творений.
Вскоре тишина, повисшая в коридоре замка, была рассеяна. Из-за поворота, прямо перед скульптурой охотника, вынырнула до боли знакомая парочка обитателей «Восходящего дворца», которая, как уже было сказано ранее, контрастировала собой не только внешним видом, но и предназначением.
— Ох, Фьёльри, оставила бы ты его в покое. Он и так вдоволь настрадался, да и жена его мучается, — сказала Мортреза, вздохнув, — к чему такая помощь?
— Я помогаю? — с наигранной обидой бросила дева-удача, — я всего лишь чуточку уделила ему времени в пещере с тем мерзким оборотнем, вот и все, — захлопав глазками, невинно ответила она.
— А людоед на лесопилке, грозг у пещеры, скверноокий, молтурианцы? — перечисляла Смерть.
— Это не я, что ты, — улыбнулась Фьёльри, — конечно, я хотела помочь ему, ведь он взвалил на себя такую неподъемную ношу, что мне, признаться, стало даже интересно, чем все это кончится, но потом я вспомнила слова нашего премногоуважаемого магистра: «Баланс — это единственное, что держит Фархорн на плаву!», — передразнила она Кармгоса, — и перестала вмешиваться.
— Во-первых, дорогая моя, прекрати издеваться над стариком. Он хоть и зануда, зато говорит дело. И, в сущности, он единственный, кто способен обуздать этих выскочек — Файриса и Элисинду. Не будь Кармгоса с нами, не было бы ни Фархорна, ни нас.
— Это конечно так, но…, - начала было Фьёльри.
— Во-вторых, — вежливо перебила свою юную спутницу Мортреза, — не верится мне, что он сам преодолевает все эти препятствия. Я уже почти прикоснулась к нему, но он избежал покоя, не единожды. Первый раз вижу, чтобы простому смертному так везло без чьей либо помощи.
— Я тут не причем. И, кстати, не забывай, ведь его не покидает его жена.
— Она всего лишь незримая сущность, вот и все, — ответила Смерть, — ладно, что-то мы слишком много времени уделяем одному смертному, тебе не кажется? — улыбнулась Мотреза.
— Определенно, — сказала Фьёльри и хихикнула, завидев как из-за противоположного угла коридора, вышел Файрис.
Бог войны, верно, поняв, кому был адресован этот смешок, состроил на своем лице суровую гримасу и уверенно направился, а точнее спикировал, словно ястреб на полевую мышь, к «удачливой девице».
— Ты иди, а я задержу этого нахального мальчишку, — прошептала Мортреза.
Фьёльри тут же развернулась и быстрыми шажками устремилась в обратном направлении, стараясь сдержать потоки смеха, рвущиеся наружу.
— Вы сегодня скверно выглядите, господин Файрис, будто бы Вас что-то крайне огорчило, — вежливо промолвила Смерть, как бы невзначай перекрыв богу войны дорогу.
— Я… я… да отлично я выгляжу, черт возьми! — громыхнул Файрис, пытаясь просочиться сквозь пожилую даму.
— О нет, я же вижу, вы чем-то встревожены, мне-то вы можете рассказать!
— Покорнейше благодарю, но не в чьих советах не нуждаюсь! — зашипел он, пролезая по стеночке рядом с Мортрезой.
— Неужели Вы сегодня не настроены на беседу! Это так на Вас не похоже. Куда же Вы так спешите, позвольте спросить?! — продолжала она свое приторное песнопение.
— Я?! Да, черт возьми, почему я должен вам об этом рассказывать?! Дайте пройти!
— Грубиян! Такой молодой, а уже хамит старшим! — изобразила возмущение Мортреза.
— Не забывайтесь, с кем говорите! — прогремел Файрис, оставив все попытки догнать Фьёльри, переключившись на новую «жертву».
— Именно это я и хотела Вам сказать, — ответила Мортреза, немного приподняв свою черную вуаль, дабы посмотреть собеседнику в глаза.
Файрис, сам того не желая, машинально отвел взгляд в сторону. Оно и понятно, ведь не так уж и много было желающих посмотреть в глаза Смерти. Однако молодой бог сию секунду обрел присутствие духа и, гордо задрав подбородок ввысь, дабы скрыть свой внезапный конфуз, приготовился выпалить нечто наверняка сокрушительное в свою защиту, но в тот же миг был пренеприятнейшим образом прерван на полуслове.
— Милорд! — донеслось сзади, — простите, что прерываю Вас, но Ваше поручение выполнено, я…
Файрис, позабыв о защите своей уязвленной гордости, которая за последнее время напоминала изрядно помятый в бою железный щит, резко повернулся к Азхольду с таким выражением лица, что, не будь мраморная статуя мага, расположенная позади его слуги, влита в постамент, она бы сбежала и укрылась в каком-нибудь безопасном месте. Азхольд верно понял по искаженной физиономии своего господина, что пришло время замолчать, и не преминул сделать это.
— Мне пора, — скрежетнул зубами Файрис, обращаясь к Мортрезе.
— Как жаль, как жаль. Беседовать с Вами одно удовольствие.
Бог войны, не скрывая своего раздражения, поморщился после брошенной напоследок Смертью фразы, так, словно сжевал два лимона сразу, и, очевидно, выбитый из колеи такой кислой трапезой, не найдя что ответить Мортрезе, увел Азхольда за собой в свой рабочий кабинет.
