я. – И ты любишь не только крошить злыдней. Ты огорчаешься, когда пропускаешь обед, возражаешь, когда я говорю тебе гадости. И события последнего часа тебя уж точно заинтересовали…
Орион коротко усмехнулся.
– Я именно это и пытаюсь тебе объяснить!
– До сих пор ты пытался мне объяснить только одно: что ты бездушная боевая машина, которая врубается в ряды злыдней и не испытывает никаких человеческих чувств. Поэтому я не намерена тебя слушать.
– Я пытаюсь объяснить тебе, каким я был! Раньше я ничего другого не хотел. Я просто не знал, как это – хотеть другого. Но…
– Лейк, не смей, – перебила я, когда весь ужас происходящего до меня дошел, но было уже поздно.
Орион поднес мою руку к губам и нежно ее поцеловал, не глядя на меня.
– Прости, – произнес он. – Я знаю, что это нечестно, Эль. Но мне нужно знать ответ. Раньше я думал, что просто вернусь домой и буду дальше убивать злыдней. Я ничего другого и не хотел. А теперь хочу. Я люблю тебя. Я хочу быть рядом с тобой. Неважно где, в Нью-Йорке, Уэльсе или еще где-нибудь. И я хочу спросить, не против ли ты. Я хочу спросить… это можно? Если ты тоже хочешь, конечно. Только не лги, – добавил он. – Что бы ты ни ответила, завтра ничего не изменится. Да и вряд ли я могу что-то изменить. Когда я начинаю драться, то просто иду вперед, ничего не замечая, – сама знаешь, как это бывает. Я не стану особенно беречься, если ты скажешь «да», и я не буду делать глупостей, если ты скажешь «нет».
– Иными словами, ты натворишь идиотской ерунды при любом раскладе, – сказала я, в основном инстинктивно; мои мысли носились кругами и пищали, как разгневанные мыши.
– Думай что хочешь, – ответил Орион. – Речь не о выпуске, а о том, что будет потом. Когда я вернусь домой. Хлоя сказала, что в Нью-Йорк ты не поедешь. Поэтому я спрашиваю, можно ли мне сесть на самолет и прилететь к тебе. Потому что я этого хочу. Выпуск и злыдней я как-нибудь переживу. Но сидеть в Нью-Йорке, не имея возможности даже тебе позвонить, потому что у тебя, блин, нет телефона, и не зная, можно ли мне…
– Можно! – отчаянно взвыла я. – Да, можно, придурок несчастный. Приезжай в Уэльс, и я познакомлю тебя с мамой.
«А потом, – мысленно добавила я. – Орион год просидит в юрте, пока мама не вычистит всю дурь у него из головы. Возможно, она предостерегала меня от общения с Орионом, потому что не хотела, чтобы я притащила ей тяжелого пациента».
Признаюсь, интуиция подсказывала, что именно это маму и смущало. Я не могла не думать о том, что она в самых решительных выражениях советовала бы мне не поощрять Ориона и была бы абсолютно права: не стоило связываться с человеком, который откровенно заявил, что я – его единственная надежда на счастье, во всяком случае пока он не поставит голову на место и не обратит внимание на окружающий мир.
Но я сказала Ориону правду. Я тоже этого хотела. Я хотела, чтобы он сел на самолет и прилетел ко мне; я хотела жить с ним счастливо в чистом и светлом мире, который мы избавим от злыдней и горя. Наверное, трудно назвать меня реалистом: я обеими руками ухватилась за свою невероятную фантазию и шагнула в пропасть, которую прекрасно видела прямо перед собой.
– Я тоже строю кое-какие планы, знаешь ли, – сказала я, чтобы не думать о собственной глупости. – Может быть, тебе, Лейк, хотелось бы днем бродить по дикой местности, убивая злыдней, а ночью возвращаться к милой женушке. Но меня это не устраивает.
И я горделиво изложила ему свой проект строительства анклавов – правда, в результате вышло еще хуже. Орион смотрел на меня с чудовищно восторженным выражением лица; не улыбаясь, он внимательно слушал, по мере того как рисуемые мной картины становились все живописнее. Я покрывала мир крошечными анклавами, давая приют всем детям волшебников без различия, и наконец выпалила:
– Ну? Что? Давай, скажи, что я рехнулась. Не надо меня подбадривать!
– Ты шутишь? – спросил Орион дрогнувшим голосом. – Эль, я не мог представить себе ничего лучше школы. Но теперь я буду помогать тебе в этом.
Таким тоном говорят люди, которым сделали бесценный подарок.
Я сдавленно всхлипнула.
– Лейк, я тебя ненавижу.
И опустила голову ему на плечо, закрыв глаза. Я была готова спуститься в выпускной зал и драться, защищая собственную жизнь; я была готова драться ради всех, кого знала, ради шанса иметь будущее. Я не хотела, чтобы мне было что терять.
К счастью, мы не могли позволить себе пропустить ужин – это дало мне повод положить конец сентиментальным излияниям. Я хлопнула Ориона по плечу и велела ему починить одежду. Дождь из змееподобных тварей прекратился, а те, что свалились с потолка, были по большей части мертвы – амфисбены не очень выносливы, и потолок в зале высокий – но тем не менее нам пришлось осторожно пробираться мимо тех, что еще извивались.
Ориону, очевидно, не хотелось убирать чувства в дальний угол – по пути наверх он попытался взять меня за руку, так что пришлось огрызнуться и сунуть руки в карманы. На лестнице мы нагнали Аадхью и Лю, и они позволили мне идти в середине, в качестве дополнительной защиты, хотя обе многозначительно играли бровями и бросали на меня пошлые взгляды. Лю явно радовалась, что от нее самой отстали. Не нужно было обладать даром телепатии: мою одежду и тело испещряли поблескивающие отпечатки ладоней. Орион предложил понести лютню; он вприпрыжку шагал за нами и тихонько напевал, как будто витал высоко над мелкими человеческими заботами вроде выживания. Лю обеими руками зажимала себе рот, чтобы не хихикать, а Аадхья подмигивала. Они, конечно, развлекались за мой счет, но я не жаловалась – я бы и сама на их месте развлекалась. Тем не менее признавать что бы то ни было я отказывалась.
Ориону все-таки удалось взять меня за руку под столом во время ужина; он погладил костяшки моих пальцев, а поскольку я уже покончила с едой, то не стала отдергивать руку, выбивать из-под него стул и так далее. Хотя следовало бы, потому что после ужина Орион потащился за мной по лестнице, а в коридоре с надеждой спросил:
– Зайдешь ко мне?
– Вечером накануне выпуска? – грозно спросил я. – Иди
