Путники выехали на рассвете, но до самого полудня белая вершина Снежного Колпака все еще виднелась далеко вдали. Чуча время от времени оборачивался в сторону горы, будто проверяя, на месте ли она и не сказочный ли сон Ночь Откровений, единороги, Седон и все, чему они были свидетелями?
— Запоминай, запоминай, — подбадривал его Филимон. — Когда описывать ее будешь, и про меня, гляди, не забудь. — Затем поворотился к аскану: — Ты как, песню не сочинил еще?
Тот улыбнулся и покачал головой:
— Я не сочиняю песни, я ловлю миг, когда они рождаются, и подслушиваю голоса богов. Можно, я тоже спрошу тебя?
Филимон удивленно вскинул брови и пожал плечами. Чуча немного приотстал. Владигор с Даром, наоборот, уехали чуть вперед, и айгурский певец произнес, глядя на них:
— Я понял, что князь — отец этого мальчика. Но они, хотя и едут рядом, держатся как чужие. Хотя нет, не как чужие, но все равно не похожи на сына с отцом.
— Владигор не хочет говорить, что он его отец, — негромко ответил Филимон. — Он думает, что так будет лучше.
— Лучше?
— Пока, на первое время. Видишь, дело какое. Князь к отцовству своему еще привыкнуть должен, это внове для него. И неизвестно, как себя поведет Дар, — может, обрадуется, может, прогневается. А ведь и того и другого испытания впереди ждут нешуточные. Не навредили бы им лишние переживания.
Аскан пожал плечами:
— Не думаю, что ты прав. Они просто боятся признаться друг другу в том, что им самим давно известно.
— Мальчику никто не говорил, — нахмурился Филимон.
— Он и так давно догадался, не видно разве? — кивнул аскан на скачущих впереди. — Если бы у меня была с собой рифела, песня избавила бы их от неловкости.
Филимон недоверчиво покосился на него, хотел что-то возразить, но промолчал.
Пятнышко бежал легко и резво, то и дело поглядывая на Лиходея, будто спрашивал: ну, каков, мол, я? Он чувствовал необычайный прилив сил, как жеребенок, которого наконец-то выпустили из загона в широкое поле. Разбежаться, однако, особо не удавалось. Вместо поля вокруг была жаркая пустыня, вместо травы под ногами — каменная дорога. Она возникала впереди как бы из ничего и вскоре опять исчезала в песке, лишь только путники проезжали по ней. Как будто длинная лодка плыла по пустыне, неся вперед отважных всадников. Владигор знал, что чары Седона по мере удаления от Снежного Колпака начнут ослабевать и дорога скоро исчезнет. Но Седон, напутствуя их, надеялся, что путники успеют обойти стороной дворец царицы Мороши и избежать ее смертельных козней.
Дар вдруг привстал в стременах, вглядываясь вперед. На горизонте появились всадники, которые, рассыпавшись широким строем, скакали навстречу. Владигор поглядел направо и увидел, что и оттуда скачет такой же многочисленный отряд.
— И я их вижу! — закричал Филимон, указывая рукой влево от себя.
— Нас окружают! — заорал Чуча, показывая назад. — Что делать, князь?
Владигор обнажил меч. Филимон схватился за лук и вынул стрелу из колчана.
— Здесь что-то не так, — пробормотал айгурский певец.
— Еще бы! — криво усмехнулся Филимон. — Умирать никому не хочется. На-ка вот возьми лучше. — Он протянул аскану длинный нож.
— Нет, я не про то, — ответил тот, глядя по сторонам. — Я слышал, как наступает конница. Земля трясется! А эти как скачут?..
Действительно, всадники наступали почти бесшумно, отчетливо был слышен звук не сотен, а всего четырех копыт.
— Смотрите! — воскликнул Дар. — У них песок не вылетает из-под копыт, словно они по воздуху летят.
— Один-то уж точно по земле скачет, — пригляделся зоркий Филимон и, сорвавшись с места, вдруг поскакал навстречу левому строю всадников.
— Стой! — крикнул вдогонку Владигор, но Филимона было уже не остановить. Когда кольцо нападавших сжалось настолько, что можно было различить их раскосые лица, до странности однообразные, Филимон осадил коня и выстрелил из лука. Аскан увидел, что мучительная гримаса исказила лица всех без исключения савраматских воинов, и тотчас же все они исчезли, будто растворились в колеблющемся от жары воздухе. На песке остался лежать лишь один, вывалившийся из седла. Из груди его торчала стрела. На губах выступила пена, глаза бешено вращались. Владигор, Дар, аскан и Чуча подскакали к нему и соскочили с седел.
— Кто тебя послал? — спросил по-савраматски аскан, склоняясь над умирающим. Тот лишь прошипел что-то нечленораздельное.
— Он болен, — объяснил Дар, поднеся к его голове раскрытую ладонь. — Кто-то лишил его разума и послал на убийство и на смерть.
Умирающий последний раз дернулся и застыл, глядя в небо остекленевшими глазами. Филимон отвернулся и пробурчал:
— Известно кто! Та самая Морошь, сестрица Седонова! Это она до тебя, князь, добраться хочет. Каверзы придумывает всякие!..
— Вторая каверза похуже будет, — мрачно проворчал Чуча.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Владигор.
— Дороги нашей нет больше, вот что!
Действительно, каменной дороги из широких плит, которая вела путников от горы Седона, больше не существовало.
— В какую же сторону идти нам? — растерянно спросил аскан. — Воронья гора на северо-западе, но нам ведь не по прямой надо, а в обход.
Филимон вздохнул:
— Оставайтесь здесь. Я слетаю погляжу, что и как.
Он попросил всех отвернуться, так как всегда испытывал нечто вроде стеснения, меняя человеческий облик на птичий. Через минуту крупный филин, выглядевший чужеродно среди желтых песков пустыни, взлетел в небо и начал описывать большой круг, зорко глядя по сторонам. Дар тем временем вынул из мешка свою баклажку, и все по очереди утолили жажду. Филимон летал недолго. Опустившись на землю, он вновь преобразился в залихватского парня и, подойдя к товарищам, с завистью посмотрел на баклажку. Дар тут же протянул ее ему. Филимон вынул пробку и присвистнул:
— Э, да она полная почти! А я-то думал, что и глотка не достанется.
— Видел чего? — спросил Чуча, наблюдая, с каким удовольствием тот приложился к узкому горлышку.
Филимон заткнул пробку, вернул баклажку мальчику и махнул рукой:
— Дорога в той стороне. Далее виднеется что-то. Но воздух дрожит, не рассмотреть ничего толком.
— Может, это и есть дворец царицын, о котором Седон предупреждал? — спросил Чуча с тревогой. — Чует мое сердце, не обойти нам его.
— Коли не миновать встречи с ней, значит, так тому и быть, — произнес Владигор с плохо скрытой в голосе угрозой. — Если от нее столько бед, чего ж от встречи уклоняться?
Филимон покачал головой:
— Тебе, князь, может, и незачем. Вижу, что руки давно чешутся мечом поиграть. А ему вон, — он кивнул на мальчика, — вовсе не туда нужно. Если мы погибнем, уж как-нибудь обойдутся без нас в Ладоре да в Белом Замке. А Дарию подставляться никак нельзя.
